Повесть о рыжем Мотэле, господине инспекторе, раввине Исайе и комиссаре Блох - Иосиф Уткин
- Дата:17.07.2024
- Категория: Поэзия, Драматургия / Поэзия
- Название: Повесть о рыжем Мотэле, господине инспекторе, раввине Исайе и комиссаре Блох
- Автор: Иосиф Уткин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иосиф Уткин
Повесть о рыжем Мотэле, господине инспекторе, раввине Исайе и комиссаре Блох
Глава первая
ДО БЕЗ ЦАРЯ И НЕМНОГО ПОСЛЕ
И дед и отец работали. А чем он хуже других?
И маленький рыжий Мотэле
Работал
За двоих.
Чего хотел, не дали.
(Но мечты его с ним!)
Думал учиться в хедере[1]
А сделали –
Портным.
Так что же?
Прикажете плакать?
Нет так нет!
И он ставил десять заплаток
На один жилет.
И…
(Это, правда, давнее,
Но и о давнем
Не умолчишь.)
По пятницам
Мотэле давнэл,[2]
А по субботам
Ел фиш.
Жили-были
Сколько домов пройдено,
Столько пройдено стран.
Каждый дом — своя родина,
Свой океан.
И под каждой слабенькой крышей,
Как она ни слаба, –
Свое счастье,
Свои мыши,
Своя судьба …
И редко,
Очень редко –
Две мыши
На одну щель!
Вот: Мотэле чинит жилетки,
А инспектор
Носит портфель.
И знает каждый по городу
Портняжью нужду одну.
А инспектор имеет
Хорошую бороду
И хорошую
Жену.
По-разному счастье курится,
По-разному
У разных мест:
Мотэле мечтает о курице,
А инспектор
Курицу ест.
Счастье — оно игриво.
Жди и лови.
Вот: Мотэле любит Риву,
Но … у Ривы
Отец — раввин.
А раввин говорит часто,
И всегда об одном:
«Ей надо
Большое счастье
И большой
Дом».
Так мало, что сердце воет,
Воет как паровоз.
Если у Мотэле всё, что большое,
Так это только
Нос.
— Ну, что же?
Прикажете плакать?
Нет так нет! –
И он ставил заплату
И на брюки
И на жилет.
. . . . . .
Да, под каждой слабенькой крышей,
Как она ни слаба, –
Свое счастье, свои мыши,
Своя
Судьба.
И сколько жизнь ни упряма,
Меньше, чем мало, — не дать.
И у Мотэле
Была мама,
Старая еврейская мать.
Как у всех, конечно, любима.
(Э-э-э …
Об этом не говорят!)
Она хорошо
Варила цимес
И хорошо
Рожала ребят.
И помнит он годового
И полугодовых …
Но Мотэле жил в Кишиневе,
Где много городовых,
Где много молебнов спето
По царской родовой,
Где жил … господин … инспектор
С красивой бородой …
Трудно сказать про омут,
А омут стоит
У рта:
Всего …
Два …
Погрома…
И Мотэле стал
Сирота.
— Так что же?
Прикажете плакать?!
Нет так нет! –
И он ставил заплату
Вместо брюк
На жилет.
. . . . . .
А дни кто-то вез и вез.
И в небе
Без толку
Висели пуговки звезд
И лунная
Ермолка.
И в сонной, скупой тиши
Мыши пугали скрипом.
И кто-то
Шил кому-то
Тахрихим.[3]
«При чем» и «ни при чем»
Этот день был таким новым,
Молодым, как заря!
Первый раз тогда в Кишиневе
Пели не про царя!
Таких дней не много,
А как тот — один.
Тогда не пришел в синагогу
Господин
Раввин.
Брюки,
Жилетки,
Смейтесь!
Радуйтесь дню моему:
Гос-по-дин по-лиц-мейстер
Сел
В тюрьму!
Ведь это же очень и очень,
Боже ты мой!
Но почему не хохочет
Господин
Городовой?
Редкое, мудрое слово
Сказал сапожник Илья:
«Мотэле, тут ни при чем
Егова,
А при чем — ты
И я».
. . . . . . . . . .
И дни затараторили,
Как торговка Мэд.
И евреи спорили:
«Да» или «нет»?
Так открыли многое
Мудрые слова,
Стала синагогою
Любая голова.
Прошлым мало в нынешнем:
Только вой да ной.
«Нет», –
Инспектор вырешил.
«Да», –
Сказал портной.
. . . . . . . .
А дни кто-то вез и вез.
И в небе
Без толку
Висели пуговки звезд
И лунная ермолка.
И в сонной скупой тиши
Пес кроворотый лаял.
И кто-то
Крепко
Сшил
Тахрихим
Николаю!
Этот день был
Таким новым,
Молодым, как заря!
Первый раз тогда в Кишиневе
Пели
Не про царя!
Глава вторая
КИШИНЕВСКИЕ ЧУДЕСА
Чудо первое
Мэд
На базаре
Волнуется.
И не Мэд,
Весь
Ряд:
На вокзал
По улице
Прошел
Отряд …
Но не к этому
Доводы,
Главное (чтоб он сдох!)
В отряде
С могендовидом[4]
Мотька
Блох!
Идет по главной улице,
Как генерал на парад.
И Мэд на базаре волнуется,
И волнуется
Весь ряд.
Чудо второе
Каждому, слава богу,
Каким аршином ни мерь, –
Особая дорога,
Особая дверь.
И — так
Себе,
Понемногу,
В слякоть,
В снег
Идут особой дорогой
Люди весь век.
Радостный путь не многим,
Не всем,
Как компот:
Одни ломают ноги,
Другие –
Наоборот.
Вот!
. . . . . . . . .
Ветер гнусит у околицы,
Горю раввина вторит.
По торе
Раввин молится,
Гадает раввин
По торе.
Трогает рыжие кончики
Выцветшего талэса:[5]
«Скоро ли всё это кончится?
Сколько еще осталося?»
Тени свечей,
Проталкиваясь,
Мутно растут
И стынут,
И кажется
Катафалком
Комната над раввином.
«Это прямо наказанье!
Вы слыхали?
Хаим Бэз
Делать сыну обрезанье
Отказался
Наотрез».
Первый случай в Кишиневе!
Что придумал, сукин сын?!
Говорит:
«До-воль-но кро-ви,
Ува-жае-мый рав-вин!!!»
. . . . . . . .
Много дорог, много,
Столько же, сколько глаз!
И от нас
До бога,
Как от бога
До нас.
Еще о первом чуде
И куда они торопятся,
Эти странные часы?
Ой, как
Сердце в них колотится!
Ой, как косы их усы!
Ша!
За вами ведь не гонятся?
Так немножечко назад …
А часы вперед,
Как конница,
Все летят, летят, летят …
. . . . . . . . . .
В очереди
Люди
Ахают,
Ахают и жмут:
«Почему
Не дают
Сахару?
Сахару почему не дают?»
«Видимо,
Выдать
Лень ему». –
«Трудно заняться час?
Такую бы жизнь — Ленину,
Хорошую,
Как у нас!» –
«Что вы стоите,
Сарра?
Что может дать
Слепой,
Когда
Комиссаром
Какой-то
Портной?
Ему бы чинить
Рубаху,
А он комиссаром
Тут!..»
В очереди люди ахают,
Ахают
И жмут.
Чудо третье
Эти дни
Невозможно мудры,
Цадики,[6] а не дни!
В серебро золотые кудлы
Обратили они.
Новости каждый месяц.
Шутка сказать:
Жена инспектора весит
Уже не семь,
А пять.
А Мотэле?
Вы не смейтесь,
Тоже не пустяк:
Мотэле выбрил пейсы,
Снял лапсердак.
Мотэле весь перекроен
(Попробовал лучший суп!):
Мотэле смотрит
«В корень»
И говорит
«По су-ще-ству».
Новости каждый месяц,
Шутка сказать:
Жена инспектора весит
Уже не семь,
А пять!
И носик
Почти без пудры.
И глазки –
Не огни …
Эти дни невозможно мудры,
Цадики, а не дни!
. . . . . . . . .
Много дорог, много,
А не хватает дорог.
И если здесь –
Слава богу,
То где-то –
Не дай бог,
Ох!
… Ветер стих за околицей,
Прислушиваясь, стих:
Инспектор не о себе молится
О других.
Голос молитвы ровен.
Слово сменяется вздохом:
Дай бог
Жене здоровья,
Дай бог
Хворобы Блоху …
Дай бог то и это.
(Многое дай бог, понятно!)
Дай бог сгореть Советам,
Провалиться депутатам …
Зиму смени
На лето,
Выпрями то,
Что смято …
Дай бог и то и это,
Многое дай бог, понятно.
Чудо некишиневского масштаба
Слишком шумный и слишком скорый
Этих лет многогамный гвалт.
Ой, не знала, должно быть, тора,
И раввин, должно быть, не знал!
Кто подумал бы,
Кто поверил,
Кто поверить бы этому мог?
Перепутались
Мыши, двери,
Перепутались
Нитки дорог.
В сотый век –
И, конечно, не чаще
- Повесть о Рыжем Мотэле, господине инспекторе, раввине Исайе и комиссаре Блох - Иосиф Уткин - Поэзия
- Избранная лирика - Иосиф Уткин - Поэзия
- Дед Опушка вещает - Александр Борисович Пушко - Анекдоты / Поэзия / Прочий юмор
- Родина и война 1941—1945 годов. Отечественная война и мои Воркута и Можга - Владимир Герун - Поэзия
- Толстая книга авторских былин от тёть Инн - Инна Ивановна Фидянина-Зубкова - Поэзия / Русское фэнтези / Фэнтези
- Немного слов. Книга Третья - Юрий Годованец - Поэзия
- Связь времен - Ольга Парахина - Поэзия
- Умные сказки - Станислав Иванович Рурин - Поэзия / Юмористические стихи
- Маленький сборник «Задушевное» - Анатоль Микулин - Классическая проза / Поэзия
- Защитникам России посвящается - Татьяна Отрадная - Поэзия