Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вернемся к эпизоду в доме армянина. Когда дядя Сандро убеждается, что сопротивление вряд ли увенчается успехом, он усаживается за стол вместе с меньшевиками, и все сообща пьют вино и доедают барана, поднимая тосты «за счастливую старость хозяина, за будущее его детей», что не мешает меньшевикам, уходя, забрать трех хозяйских быков, а Сандро, вслед за ними, – и последнего: не оставлять же его в одиночестве.
При этом надо учесть происхождение этих комических историй – ведь все они, как утверждает повествователь, рассказаны самим дядей Сандро. Поэтому в романе – пародии на плутовской роман, романе, полном яркого света, игры жизненных сил, чудом появившемся в соцреалистических потемках, – и героизм, и комизм вступают в сложное соединение, которое можно назвать комической героикой.
Дядя Сандро, его родные и близкие наделены богатырской мощью. Дочери тети Маши, соседки Сандро по Чегему, имеют тела «юных великанш» и, лежа на козьих шкурах, образуют «огнедышащий заслон». Автор гиперболизирует их юную красоту, силу, здоровье: «Если присмотреться к любой из них, то можно было заметить легкое марево, струящееся над ними и особенно заметное в тени».
Для того чтобы окончательно подтвердить реальность юных великанш, повествователь отмечает, что «собака их, зимой спавшая под домом, выбирала место для сна прямо под комнатой, где спали девушки. По мнению чегемцев, они настолько прогревали пол, что собака под домом чувствовала тепло, излучаемое могучим кровообращением девиц».
Сочетание фантастической гиперболы с реальностью – вот путь, которым идет Искандер еще со времени «Созвездия Козлотура». Так, упоминается жировая складка на шее дяди Сандро: «Но это была не та тяжелая, заматерелая складка, которая бывает у престарелых обжор. Нет, это была легкая, почти прозрачная складка, я бы сказал, высококалорийного жира, которую откладывает, вероятно, очень здоровый организм, без особых усилий справляясь со своими обычными функциями, и в оставшееся время он, этот неуязвимый организм, балуется этим жирком, как, скажем, не слишком занятые женщины балуются вязаньем».
Но происхождение этой складки вполне прозаическое – это мозоль тамады, опрокидывающего в свое горло стакан за стаканом. Искандер подчеркивает физический расцвет, красоту и здоровье, вечную молодость героев романа. Жизнь бьет через край, не удовлетворяется обычным стандартом. Торжествуют цветение и роскошь телесного – будь то могучие юные великанши, или волоокая Даша, чья рука от лени свешивается с балкона, как цветущая гроздь, или сам дядя Сандро с его подчеркнутой физической красотой, или прекрасная княгиня-сванка. Если любимая дочь дяди Сандро, красавица и лучшая на свете низальщица листьев табака Тали, рожает, так обязательно двойню. Для Искандера не существует отдельной «духовности» и отдельной «телесности» – радость здорового чувства, как тяга, возникающая между Багратом и Тали, естественна и потому законна по высшим законам природы, и они не могут ей не подчиниться, несмотря на негодованье и запрет родни. А кедр, под которым они провели свою первую ночь, считается в Чегеме священным, способствующим деторождению, плодоносности.
«В шутливой форме, – замечает автор, – чегемцы умели обходить все табу языческого домостроя. Я даже думаю, что бог (или другое не менее ответственное лицо), вводя в жизнь чегемцев суровые языческие обычаи, в сущности, применял педагогическую хитрость для развития у своих любимцев (чегемцы в этом не сомневаются) чувства юмора».
(Кстати отмечу здесь, что и искандеровский эзопов язык возник по аналогии: через преодоление табу – только не языческих, а отечественной цензуры.) И действительно, тяжкие, казалось бы, обычаи – умыкание невесты, беспрекословное подчинение старшим по роду и т. п. – остроумно обходятся теми, кто проявляет твердую волю и стремление к счастью. Здесь нет места унынию, пессимизму, меланхолии. Постоянная близость к земле, единство с природой, крестьянский труд не позволяют человеку, расслабившись, предаваться беспочвенным размышлениям. Человек должен действовать – и только тогда он приблизит свое собственное счастье. (А писатель должен продолжать писать, обходить при помощи особой системы образов запреты, открывать, как мы помним, хорошо запертые двери – такова установка Искандера.) Мир Чегема – мир деятельный, и смех здесь так же сопровождает труд, как труд сопровождает смех.
Смех распространяется и от героя на повествователя, на авторское «я». Дядя Сандро, конечно же, посмеивается над богатым армянином. Но и армянин, несмотря на все свои потери, смеется над важничающим дядей Сандро. Молодой повествователь, познакомившийся с дядей Сандро, прячет в углах губ усмешку по поводу того, что старик требует новые галоши, дабы не ударить в грязь лицом перед газетчиком. Однако и дядя Сандро не скрывает своей насмешливости и по отношению к повествователю (владеющему лишь чернилами в собственной ручке), которому он легко морочит голову рассказами о своих приключениях. Читатель смеется и над дядей Сандро, и над рассказчиком – но ведь и они смеются над читателем, принимающим эти приключения за чистую монету. Смех Искандера не признает никакой иерархии и никаких границ. Вольно-веселая атмосфера праздника и определяет и его принципиальный демократизм, и сюжеты, образы, саму интонацию повествования.
Большинство глав романа либо повествуют о пире, либо рассказаны на празднике, на пиру, либо завершаются праздником. Богатый армянин вынужден устроить застолье, перерастающее в пир, на котором грабители соревнуются в тостах с защитником Сандро. Дядя Сандро, затевая ужин для рассказчика, сам собирается на пир – свадьбу («Дядя Сандро у себя дома»). Помощник лесника накрывает походный пир прямо на крышке радиатора («Хранитель гор»). Когда смертельно больной дядя Сандро чувствует себя чуть получше, пируют все односельчане, а постель больного перетаскивается к пирующим («Дядя Сандро и его любимец»). Наконец, во время соревнования-праздника за честь лучшей низальщицы листьев табака «умыкают» Тали («Тали – чудо Чегема»). Новеллы, составляющие роман, по характеру и тону близки народной дьяблерии: недаром и красавицу Дашу называют «дьяволос», да и смеющаяся Тали с гитарой, сидящая на яблоне, уподоблена колдунье, завораживающей путников. Веселая праздничность жизни смеется над смертью, над болезнью, побеждая и укрощая их: веселье у постели больного укрепляет его дух и поднимает в конце концов на ноги. В снах, которые видит тетя Катя, «свежих, как только что разрытая могила», действуют и жители потустороннего мира: «Они вели себя примерно так, как крестьянин, надолго, может быть, навсегда, застрявший в больнице, при встрече с близкими дает им хозяйственные указания по дому, чувствуя, что они все сделают не так, как надо, и все-таки не в силах отказаться от горькой сладости укоряющего совета».
Все это свидетельствует о могучем народном истинкте.
«Нигде не услышишь столько веселых или даже пряных рассказов о всякой всячине», как на поминках, утверждает автор; «вероятно, влюбленным вот так бывает особенно сладостно целоваться на кладбище среди могильных плит».
Непринужденной атмосферой поминального праздника, оказывается,
- Скрытый сюжет: Русская литература на переходе через век - Наталья Иванова - Публицистика
- Переписывая прошлое: Как культура отмены мешает строить будущее - Весперини Пьер - Публицистика
- Миф о шести миллионах - Дэвид Хогган - Публицистика
- Моцарт и Сальери. Кампания по борьбе с отступлениями от исторической правды и литературные нравы эпохи Андропова - Петр Александрович Дружинин - История / Литературоведение
- Русская жизнь-цитаты 7-14.01.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 7-14.04.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 14-21.03.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 21-31.10.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 20-31.12.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 7-14 июня 2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика