Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Капитулярии также раскрывают перед исследователями некоторые черты имущественного и семейного статуса рабов и лично зависимого населения. Хотя право рабов на создание прочных семейных союзов и оспаривалось ещё в середине VIII в., а их разлучение в результате продажи было допустимой практикой[977], всё же следует признать, что некоторые черты обычного брака двух полноправных людей в союзе рабов имелись.
Так, рабу разрешалось иметь семью с рабыней своего господина или сожительствовать со своей собственной (в случае, если он обладал зависимыми людьми) без всякого наказания[978]; по-видимому, данное разрешение легализовывало практику, сложившуюся за какой-то период до правления Пипина Короткого, которым датируется процитированный источник (Декрет Вербери)[979]. Тот же самый декрет требовал заключения брака при обнаружении у вольноотпущенника конкубины из числа рабынь его прежнего хозяина[980]. В отдельных случаях, как показывает юридическая практика середины VIII в., было возможно даже расторжение брака между отпущенным на волю по грамоте (cartularius) и рабыней, которая также становилась вольноотпущенницей, если на то была воля её бывшего сожителя[981]; однако для того, чтобы расторгнуть брак, его необходимо было прежде заключить.
Итак, уже в капитуляриях времени правления Пипина фиксировались различные случаи заключения брака между рабами и вольноотпущенниками; и если союз свободного человека с чужим рабом или рабыней, а также с несвободным членом общества продолжал считаться преступлением и сурово карался, как и в VI–VII вв.[982], то брак между двумя зависимыми членами одного и того же домохозяйства в то же самое время поощрялся и был в некоторых случаях обязательным условием (как в случае сожительства вольноотпущенника и рабыни, патрон и хозяин которых были одним и тем же лицом). Здесь логика законодателя также понятна: сожительство двух рабов или вольноотпущенника и раба не угрожало власти их патрона и господина, т. к. они уже были лично зависимы от него и не могли посягнуть на его мундебюрд над своими домочадцами.
В некотором смысле заключение брака между либертом и рабой было для их господина даже выгодно: обе половины брачного союза таким образом можно было прочнее привязать к землям своего хозяйства и к своей власти. Однако вместе с тем для вольноотпущенника, который получал от патрона некоторые права при совершении акта освобождения, присутствовал и момент свободного волеизъявления при заключении брака: согласно одному из списков капитулярия, принятого в Вербери, он мог не жениться на отпущенной на волю рабе своего патрона, с которой он имел любовную связь до её отпуска, и предпочесть ей другую. По-видимому, на заключение браков между рабами и вольноотпущенниками одного господина также повлияла позиция церкви: хотя в каролингских капитуляриях нет прямого указания на разрешение и поощрение церковными иерархами таких союзов, можно предположить, что соединение рабов узами брака было для них предпочтительнее игнорирования внебрачных связей и практики конкубината.
К получению рабами и вольноотпущенниками права заключать браки необходимо добавить ещё одно очень важное право, которое даже «перекрывало» право представительства в суде и на ордалии. Это возможность ограниченного распоряжения имуществом, которая появлялась у раба и лично зависимого человека каролингского времени. По сути, будучи выраженным в законодательстве IX в., это право (наряду с созданием семьи) окончательно знаменовало разрушение границы между рабами и другими лично зависимыми категориями жителей крупнейших церковных и светских поместий и переход к синтезу более широкого слоя — средневековых сервов[983]. Терминологические различия, отражённые в капитуляриях IX в., нивелировались близостью реальных прав и обязанностей всех зависимых категорий, проживавших в поместьях крупнейших землевладельцев того времени (короля и высших должностных чинов двора, прелатов церкви и светских земельных магнатов). В наибольшей степени эта тенденция нашла своё выражение в Capitulare de villis конца VIII в., однако её проявления встречаются на протяжении VIII–IX вв. во множестве других капитуляриев.
В конце XIX в. Х. Бруннером и К. фон Инама-Штернегом была высказана крайне интересная точка зрения на кардинальное изменение положения раба во владельческом комплексе его господина в VIII–IX вв[984]. В середине прошлого века она была поддержана немецким учёным Х. Леманом[985]. Она гласит, что рабы в IX в. окончательно перешли из разряда движимого имущества в разряд недвижимости вне зависимости от того, были они посажены на землю или же получали пропитание от своего господина в обмен на оказание ему определённой службы (ремесленных работ, извозной повинности или барщины). Х. Леман писал о том, что терминологически рабы были разделены канцелярией Каролингов к началу IX в. на посаженных на землю (servi casati) и не посаженных (mancipia non casata); они относились друг к другу как недвижимость (res immobilis) и движимое имущество (традиционный термин в отношении римских и франкских рабов — res)[986]. По сути, этим был сделан решающий шаг к трансформации рабов и других категорий зависимых жителей поместий в сервов. Одним из основных признаков этого процесса являлось их прочное прикрепление к конкретному поместью.
Несмотря на то, что исключения из данной тенденции в начале IX в. ещё встречались (на них указывает Е.Ю. Капранова)[987], в целом, она отчётливо была проявлена в большинстве каролингских капитуляриев. Часть их установлений направлена на запрет отчуждения отдельных категорий рабов и лично зависимых людей, принадлежавших наиболее крупным и влиятельным землевладельцам IX в. — королю[988] и монастырям[989]. В этом отношении было показательным появление в период правления Карла Великого и его сына, Людовика Благочестивого, сразу нескольких установлений о необходимости охраны рабов и зависимых людей от посягательств на них как на часть поместного комплекса, который мог принадлежать человеку различного социального статуса и положения. Так, в капитуляриях Карла Великого 803–813 гг., посвящённых борьбе с ворами, грабителями и убийцами, требование выдавать беглых людей распространялось даже на наиболее влиятельных франков, обладавших судебным иммунитетом (очевидно, и светских, и духовных землевладельцев)[990]. Необходимо особо обратить внимание на то, что такое требование обозначалось по отношению к любому беглому, который был подчинён какому-либо богатому франку — и к свободному человеку (liber homo), и к рабу непривилегированного германца (cuiuslibet servus), и к зависимому человеку церкви (ecclesiasticus homo), и даже к рабу короля и императора (fiscalinus)[991]. Даже если беглый раб не являлся преступником, его всё равно следовало вернуть прежнему господину либо выплатить высокий штраф за неповиновение королевскому агенту[992]. Это предписание распространялось не только на светское и церковное землевладение частных лиц, но и на королевские поместья: представители короля и императора точно так же должны были, под угрозой наложения штрафа, удалять рабов из их владений, чтобы они не могли воспользоваться судебным иммунитетом этого места[993].
Каролингские
- Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима - Лидия Винничук - История
- Жизнь древнего Рима - Мария Сергеенко - История
- Экономика Древнего Востока, Древней Греции, Древнего Рима, Древней Руси - Коллектив авторов -- История - История / Экономика
- Очерки по истории архитектуры Т.2 - Николай Брунов - История
- История Древней Греции в биографиях - Г. Штоль - История
- Жизни философов и софистов - Евнапий - История
- Испания от античности к Средневековью - Юлий Циркин - История
- Англия Тюдоров. Полная история эпохи от Генриха VII до Елизаветы I - Джон Гай - История
- В поисках четвертого Рима. Российские дебаты о переносе столицы - Вадим Россман - История
- Эволюция средневековой эстетики - Умберто Эко - История