Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока мы разговаривали, оркестр практиковался в джазе. Жутковатые восковые фигуры из «Ревизора» всё еще были на сцене.
Затем мы отправились в музей, где М⟨ейерхольд⟩ комментировал макеты постановок. Мне удалось получить полный набор литературы об М⟨ейерхольде⟩, но недостает фотографий «Ревизора». Нас попросили заполнить открытки и написать что-нибудь в книгу, заполненную важными именами под записями на всех языках. Китайский, испанский, французский и так далее – из последних имен там были Ли Симонсон, Скот Ниринг, сын Тагора, и так далее
Затем на репетицию наверху, восстановление старой пьесы 1923 года «Великодушный рогоносец» (французская) с конструктивистскими декорациями [63] – платформы, наклонные плоскости и так далее. Действие было акробатическим.
Затем на ланч в Дом Герцена с Даной. К нам присоединилась Tolstаya [64]. Она была очень дружелюбна – предложила сопроводить нас в Третьяковскую галерею, где имеется много портретов ее дедушки.
Вечером пошли на «Лес» [65] – рустическая фантазия Островского. Спиральный наклонный план использовался весьма эффектно. Карусель, устроенная наподобие майского шеста, находилась в центре. Прелестный диалог двух любовников, которые крутятся на карусели, – аккордеон – Андреев.
Пётр, молодой переводчик Даны, очень интересен. На днях он потряс Джери, просвистев часть ре-минорной токкаты. Джери спросил его, что читает молодежь в России. Он сказал, что раньше были очень популярны Конрад, Конан Дойл и Джек Лондон, но теперь романы читают всё меньше, их довольно заметно вытесняет техническая литература.
Перед театром Дана пригласил нас к себе, чтобы представить Диего Риверу, известного мексиканского живописца. Он показался большим, тяжелым, довольно раблезианским персонажем – собирается взять нас в Академию Ленина, где он преподает фресковую живопись и композицию.
5 января
В ВОКС, где мы, наконец, получили наши местные визы, которые действуют до 25 января, после чего их нужно продлевать (7 рублей). Разрешение на выезд обойдется в 22 рубля.
После ВОКСа к Мейерхольду смотреть репетицию его новой пьесы. Работа была на начальных стадиях, но сам М⟨ейерхольд⟩ в великолепной форме. Как отметил Ривера (который был с нами), он лучший актер, чем вся его труппа вместе взятая. Он вкладывает невероятную энергию в режиссуру.
В 3:30 Дана и мы отправились на обед с Розинским. Тот привел молодого композитора [66] с женой. После еды мы пошли к ним, там он немного играл нам Скрябина и собственные сочинения, которые мне напомнили Сирила Скотта, а Джери – Дебюсси. Они отстают лет на двадцать, очень романтические. Он и Р⟨озинский⟩ хотят показать нам Александрова и Мясковского – двух самых важных русских композиторов в России. Ипполитов-Иванов стар, а Глиер не пользуется влиянием. Прокофьев и Стравинский – в Париже.
После музыки пришел друг из музыкальной студии Московского художественного театра и устроил уморительно смешное кукольное представление с обезьянами, собаками и прочим, которые пели сентиментальные песенки. Он ездил в Америку с гастролями с «Лисистратой» и «Карменситой» [67].
Потом мы снова отправились к Мейерхольду смотреть «Рычи, Китай» Третьякова – снова пропагандистская пьеса – английское и американское вторжение. Все англичане и один американец были изображены карикатурно, в то время как китайцы (coolies) выделялись как благородные жертвы иностранного насилия. Всё действие разыгрывалось на великолепно сделанной речной канонерской лодке «Майский жук» [68] и перед ней. Пьеса была превосходно срежиссирована и невероятно драматична, но перекос, вызванный пропагандой, был эстетически неприятен. Шоу, который мог бы написать куда лучшую пьесу на эту тему, не впал бы в грех односторонности – но революционная драма молода.
6 января
Тут, пока не стало слишком поздно, следует отметить, что вот уже пять ночей нас атакуют клопы – порошок и baume analgesique оказались, к несчастью, бессильны, и мы спим в пижамах, двух парах носков – одна для ног и одна для рук – и в платках вокруг шеи. Клопы благородно отказываются вылезать на холод, поэтому наши уши и лица в безопасности.
Всё утро мы писали дневники, поскольку выставка, на которую нас собирался отвести Ривера, внезапно закрылась. Мексиканец предположил две возможные причины: первая – что это произошло из-за портретов некоторых оппозиционеров, вторая – что дело было в скульптурной группе с Лениным, некоторые фигуры которой были обнажены [69].
Днем мы отправились с Розинским смотреть выставку картин «крестьян и рабочих» в Первый университет [70]. Некоторые были очень хороши. Мы купили пару картин шестнадцатилетнего мальчика из Центральной России по пять рублей каждая. Может быть, купим еще.
С выставки пошли в Еврейский театр [71] смотреть комическую оперетту «200000» [72], долгожданное облегчение после напряженных вечеров у Мейерхольда. Она была отлично сделана, с сильным шагаловским духом, блеклые желтые, зеленые и лиловые тона – сильные темные оранжевые. Ей недоставало, конечно, потрясающей интенсивности Хабимы [73], но в целом довольно похоже.
Почему здесь так популярен театр? В Москве, двухмиллионном городе, двадцать пять репертуарных театров. Нью-Йорк с трудом поддерживает один, в Чикаго нет ни одного. Может быть, театр занял место церкви, ведь революция смеется над религией. Может, это потому, что театр так хорош, но хорош он из-за того спроса, которым он пользуется, так что выходит замкнутый круг.
7 января
Утро почти потеряно в попытках спланировать завтрашнюю поездку по церквям и монастырям в Сергиево, около семидесяти километров от Москвы. Брент Эллинсон [74], молодой и красивый гарвардский поэт, хотел к нам присоединиться. Но поскольку он хотел общаться, а мы – смотреть иконы, в этот раз было решено не объединять наши силы.
Немного работал над своей статьей для «Кино». Фильмы требуют нового критического аппарата.
Вечером в Камерный с Джери, смотреть пьесу «Любовь под вязами» [75], с которой обошлись очень неумно. Таиров использовал свою обычную театральность в духе комедии дель арте и попал пальцем в небо. Игра была не тонкой. Это пьеса для МХТ, для сдержанной, самоуглубленной игры. Таировские викторианские крестьяне Новой Англии шлялись по сцене, как разбойники XVIII века, рыча и выделываясь.
Сценография была, в общем-то, хорошей, но декорация выглядела больше как бетон, чем как деревянная конструкция. Костюмы напоминали «Тристана и Изольду».
Днем пошли с Розинским к Александрову [76], который является первым русским композитором после Мясковского (не считая парижан). Его песни чувствительны и очаровательны. Его 6-й сонате недостает последовательного стиля, он колеблется между Скрябиным и Прокофьевым. Он и его жена, которая преподает далькрозовскую ритмику в Первом университете, очень хотели узнать побольше о музыке в Америке.
Визит утвердил нас во мнении, что русская музыка причудливо романтична и лет на десять – пятнадцать отстает от всего мира. Признанный лидер, Мясковский, очевидно,
- Избранные эссе 1960-70-х годов - Сьюзен Зонтаг - Публицистика
- Призраки парка Эдем. Король бутлегеров, женщины, которые его преследовали, и убийство, которое потрясло Америку 1920-х - Карен Эбботт - Прочая документальная литература / Исторический детектив
- Вокруг света: в поисках совершенной еды - Энтони Бурден - Прочая документальная литература
- Кинокомпания Ким Чен Ир представляет - Пол Фишер - Прочая документальная литература
- Благодарю за этот миг - Валери Триервейлер - Публицистика
- Собрание сочинений в 15 томах. Том 14 - Герберт Уэллс - Публицистика
- Путешествие в Россию - Йозеф Рот - Публицистика
- Мир после кризиса. Глобальные тенденции – 2025: меняющийся мир. Доклад Национального разведывательного совета США - Коллектив Авторов - Прочая документальная литература
- Я стану твоим зеркалом. Избранные интервью Энди Уорхола (1962–1987) - Кеннет Голдсмит - Публицистика
- Москва в кино. 100 удивительных мест и фактов из любимых фильмов - Олег Рассохин - Прочая документальная литература