Рейтинговые книги
Читем онлайн Дневник. Том II. 1856–1864 гг. - Александр Васильевич Никитенко

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 95 96 97 98 99 100 101 102 103 ... 170
1862 года, суббота

Славянофильство начинает принимать характер не простой школы или учения, а настоящей секты, со всеми правами и обязанностями истых фанатиков.

22 апреля 1862 года, воскресенье

Мы испытали деспотизм личный, но Боже сохрани нас испытать еще деспотизм толпы, массы — деспотизм полудикой, варварской демократии.

27 апреля 1862 года, пятница

Все последние дни сияющие, но прехолодные.

Нередко чувствуется сильная неурядица в душе — недостаток уверенности во всем: в человечестве, в жизни, в самом себе: и в своей судьбе. Большей частью, конечно, это есть следствие слишком эгоистической заботливости о самом себе, о своей будущности, а кажется, пора утвердиться в мысли, что чем больше ты погружаешься в личные интересы своего маленького я, каковы бы они ни были, тем дух твой более стесняется, мельчает, ослабевает в силе и мужестве.

28 апреля 1862 года, суббота

Сегодня, по распоряжению министра народного просвещения, были собраны профессора несуществующего университета для обсуждения вопроса: может ли и на каких основаниях может быть открыт университет? В собрании поднялся страшный шум. Наконец кое-как, среди нестерпимого гвалта, добрались до самого вопроса, который кое-как был поставлен Ленцом. Ведь и спор-то весь был из-за того, что не знали, о чем рассуждать и как взяться за вопрос. Но тут все единогласно согласились с тем, что «при нынешних обстоятельствах нельзя открывать университета до издания нового устава». А можно ли открыть университет с принятием только некоторых изменений в некоторых правилах? Против этого оказалось четыре или пять голосов, и в том числе мой. Я ушел тотчас после этого, но шумные толки, кажется, еще долго продолжались.

Что у нас за шарлатан министр Головкин! Он решительно не приходит ни к какому определенному результату, а все вертится на одном месте: то одну ногу поднимет, то другую, сделает движение рукой, сладко улыбнется — вот и все.

29 апреля 1862 года, воскресенье

Вот, между прочим, какую хитрость употребил министр. Ему хочется угодить студентам и защитникам их буйных выходок и открыть университет. Но самому взять инициативу в этом опасном деле не хочется. Вот он всячески вертится около университета, побуждая его самого дать голос в пользу открытия. Между прочим вот еще что ему приписывают: он внушил сперва немецким, а потом, говорят, и русским «С.-Петербургским ведомостям» напечатать, что в публике очень желают открытия университета и что последнему нечего уж больше бояться студентов, так как они переводят свои сходки из стен университета в Общество пособия нуждающимся литераторам. Ведь если это правда, то это верх самого низкого угодничества толпе… Во Франции по крайней мере лилась кровь во имя неисполнимых, но все-таки великих теорий, а у нас она будет литься так, по причине тупости или подлости некоторых и совершенной безалаберности всех.

Андреевский вчера требовал, чтобы университет сам составил себе новые правила, и так, чтобы министерство не имело на это никакого влияния: не нужно даже и санкций его на эти правила. На это кто-то возразил: «Так вы университету хотите присвоить диктатуру?» — «Да», — отвечал он. «Ну, — заметил я Куторге, сидевшему против меня, — этот далеко идет, уйдет ли только далеко — не знаю». А когда я сказал, что всякие правила, какие мы ни составим, будут сочтены за произвол и что лучше подождать нового устава, который все-таки будет законом органическим и, так сказать, законным законом, то Благовещенский на это возразил: «Да разве теперь кто-нибудь уважает закон?» — «Ну так нечего открывать и университетов», — отвечал я.

Действительно, прежде уважали если не закон, то правительство или по крайней, мере признавали в последнем силу и боялись ее, а теперь решительно нет никакого обуздания, никакой сдержанности, и всякий бредет, куда ему вздумается.

Надо, однако ж, хоть министру понять значение всего этого и не быть ни подлецом, ни трусом.

Если предполагаемые временные правила будут составлены в духе, ограничивающем произвол студентов, то студентам это не понравится, и они опять набуянят. Если правила эти будут слабые и потворствующие, то они понравятся студентам, и они опять-таки будут делать все что угодно, только не учиться.

Был у Делянова. Разговор об открытии университета и о вчерашнем собрании. Делянов прекрасный человек, но слабый: он не способен ни на какое решительное мнение, он колеблется.

1 мая 1862 года, вторник

Объяснение с министром Валуевым. Он принялся сокращать расходы по газете. С этой целью уволены редакторы Ржевский и Варадинов. Это сохраняет 7500 рублей. Без Ржевского, пожалуй, можно обойтись, но где границы этих сокращений? Министр мог не остановиться на этом и простереть свои урезки на гонорар сотрудников, а это неизбежно парализовало бы литературную сторону газеты. Вследствие этого я решился всеми силами сопротивляться новым урезкам: в случае же неудачи — подать в отставку. Министр нападал на расширение политического отдела; я защищал его. Положено уничтожить в газете петит. Впрочем, мы пока расстались довольно дружелюбно.

Мне в подмогу дан Богушевич для отдела, которым заведовал Ржевский.

3 мая 1862 года, четверг

Вчера, третьего дня и сегодня светло, тепло; словом, похоже на весну.

Вчера прощанье с графом Блудовым. Собрались почти все академики. Старик все еще вспыхивает и оживляется, хотя уже слаб. Он едет за границу.

7 мая 1862 года, понедельник

С Валуевым сильно не ладится. Если я со времени знаменитого циркуляра (губернаторам об обязательной подписке) только одною ногою стоял в редакции, то теперь вишу в ней на волоске, который сам ежеминутно готов подрезать. Валуев все сердится на дефицит газеты, точно он при самом начале дела не говорил сто раз мне и другим, что он этим не будет стесняться, что нужны пожертвования и т. д. Вчера он призывал Волькенштейна и сурово напал на него опять за шрифт.

Это меня сильно расстраивает. Я подозреваю, что, нападая на типографию, министр косвенно бросает стрелы на меня. Ему не нравится мое желание удержать за редакциею известную степень самостоятельности, без которой, однако, нельзя дать газете сколько-нибудь характер, заслуживающий внимания и доверия общества. Были у меня с ним и некоторые столкновения. Он все жалуется, что его не слушают. Да, становится очевидно, что министр после всех благих намерений и разглагольствований о широких взглядах и задачах хочет в конец сузить первоначальный план газеты. Если он действительно такой ветреник, то я ему больше не помощник.

9 мая 1862 года, среда

Нет! Все наши государственные люди решительно ниже посредственности, люди бездарные, неспособные ни к какой светлой, широкой мысли, ни к какому благородному усилию воли. Какая нравственная

1 ... 95 96 97 98 99 100 101 102 103 ... 170
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Дневник. Том II. 1856–1864 гг. - Александр Васильевич Никитенко бесплатно.
Похожие на Дневник. Том II. 1856–1864 гг. - Александр Васильевич Никитенко книги

Оставить комментарий