Форма входа
Читем онлайн Дневник. Том III. 1865–1877 гг. - Александр Васильевич Никитенко
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
москвичей:
Вы ошибаетеся грубо,
И в вашей Ницце дорогой
Сложили, видно, вместе с шубой
Вы память о земле родной.
В раю терпение уместно,
Политике там места нет;
Там все умно, согласно, честно,
Там нет зимы, там вечный свет.
Но как же быть в стране унылой,
Где ныне правит Константин
И где слились в одно светило
Валуев, Рейтерн, Головнин?
Нет, нам парламента не нужно.
Но почему ж нас проклинать
За то, что мы дерзнули дружно
И громко караул кричать?
Говорят, что скоро после приезда сюда Муравьева было уже, по желанию константиновской партии, решено отозвать его из Вильно, но вдруг оттуда получается донесение, что едва достигла туда весть об отзыве Муравьева, как польский элемент снова поднялся: появились конфедератки, траурные одежды, русские вывески в магазинах опять заменились польскими и проч. Вследствие этого рескрипт на имя Муравьева с пожалованием его при увольнении графом и уже посланный для напечатания в «Северной почте» был задержан. Дела опять заколебались.
19 апреля 1865 года, понедельник
Везде почти единогласно слышишь: уморили, уморили наследника, — и приписывают это Строганову. Достается также и доктору Шестову, который действительно, говорят, не так опытен и учен, чтобы мог наблюдать за физическим состоянием наследника и лечить его. Доктора этого рекомендовал Енохин, которому он доводится племянником.
Не знаю, говорил ли какой генерал или нет, но все равно что говорил следующие слова: «Стоит только перед сражением подумать, что вот я буду разбит, и наверное будешь разбит».
23 апреля 1865 года, пятница
Закон о присоединении к православию детей, рожденных от смешанных браков в остзейских провинциях (то есть нетребование подписок при вступлении в брак, что дети будут православные) находит и защитников и порицателей. Но нет, кажется, сомнения, что это не понравится народу.
24 апреля 1865 года, суббота
Читаю «Юлия Цезаря» Наполеона III. Что бы ни говорили враги августейшего автора, а сочинения его нельзя не признать замечательным. Положим, он не делает открытий в этой части истории наравне со специалистами науки, особенно у немцев. Но обнять в такой обширности все сделанное другими, так самостоятельно и глубоко изучить все предшествующие источники и исследования — это уже немалое достоинство. Потом, в авторе нельзя не признать художника. Как мастерски группирует он подробности, как изящно и пластично управляется с такими сухими вещами, как, например, географическое описание местностей в начале первой части, — и какое хорошее перо! И живо, и рельефно, и сжато. Словом, если бы Наполеон не был правителем, он мог бы быть очень хорошим писателем. Но с его философией истории, однако, нельзя согласиться. Тут видна натяжка в свою пользу. Чтобы великие события всегда происходили от великих причин — это решительно неверно. Этому противоречит и его собственное сравнение, что искра не производит пожара, если для него не приготовлены горючие материалы. А потому несправедлива также и мысль, что великие люди порождают великие судьбы. Они их решают — это так, но часто решают даже вопреки своим планам и ожиданиям, а часто и не сознают, что решают. Все события, называемые великими, суть следствия многих предшествующих причин, между которыми воля и гений одного лица есть только одна из сильных пружин в механизме целой системы или целого порядка и хода вещей.
25 апреля 1865 года, воскресенье
Поутру у Стасюлевича. Он три года был преподавателем истории у наследника. Наследник, говорит он, учился очень хорошо и вообще был прекрасное существо. Стасюлевич не может вспоминать о нем без глубокой скорби и умиления. Он показывал мне тетради, в которых царственный юноша записывал свои уроки из истории. Видна особенная тщательность в занятиях. Строганова наследник не любил, да и трудно любить этого холодного и сухого человека. Юношу слишком обременяли учением и разными упражнениями, желая вознаградить время, упущенное в его детстве. Вообще не было обращено должного внимания на деликатность и слабость его сложения.
Вот образчик того, как в народе смотрят на смерть наследника. Во время ломоносовского обеда в зале Дворянского собрания возле Стасюлевича сидел какой-то купец. Когда был провозглашен тост за наследника, — тогда было известно еще только, что он опасно болен, — зала огласилась восторженными криками в честь его и пожеланиями ему выздоровления. Крики не умолкали в течение пяти минут. Стасюлевича это так тронуло, что у него показались слезы на глазах. Его сосед-купец это заметил и спросил:
— Видно, вы очень любите наследника?
— Да, — отвечал Стасюлевич, — потому что знаю его хорошо: я был его учителем.
— Учителем? — повторил купец. — Ну, хорошо, что вы были его учителем, а не дядькою, а то вас стоило бы разорвать на клочки.
26 апреля 1865 года, понедельник
Уже напечатан рескрипт о пожаловании графом Муравьева и об его увольнении и также приказ о назначении Кауфмана. Что-то скажут патриоты московские, да и другие? Немец в Польше для устройства русских дел! Впрочем, он, говорят, православный. Да фамилия-то, возражают, немецкая, какой русскому человеку и не выговорить.
У нас все как-то странно делается. Очень много, например, шумели и нашумели о ломоносовском юбилее. Он пришел — пообедали, покричали и, кажется, опять забыли человека на целое столетие.
27 апреля 1865 года, вторник
В газетах напечатано письмо убийцы Линкольна — Буса. Письмо заключает в себе политическую исповедь убийцы и причины, объясняющие его преступное дело. Какая неисповедимая наглость и высокомерие этих непрошенных и самозванных благодетелей человечества и народов! Если верить словам настоящего убийцы, то он великий человек, предпринявший великое дело во имя свободы и прогресса. Вот глубокая и пагубная болезнь нашего века! Всякий мечтатель, фанатик или честолюбец, жаждущий всемирной популярности, считает себя вправе предпринимать дела, на которые его никто не уполномочивал.
28 апреля 1865 года, среда
В Петербурге сильно распространяется спиритизм. Пусть его! Это реакция против материализма. Пусть одно безумие уничтожается другим: клин выбивается клином.
1 мая 1865 года, суббота
Вечер у Ржевского. Меня очень занимали рассказы Мельникова (Печерского). Это настоящий тип русского плутоватого бывалого человека. Но его приятно слушать, хотя надобно слушать осторожно, потому что он не затрудняется прилгать и прихвастнуть.
3 мая 1865 года, понедельник
Газета «Народная летопись» запрещена до сентября. По получении официального известия о смерти наследника все газеты вышли с траурною каймою, «Летопись» — без нее. Но когда получена была депеша о смерти Линкольна, газета эта облеклась в траур. Это ближайшая причина запрещения.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Дневник. Том III. 1865–1877 гг. - Александр Васильевич Никитенко бесплатно.
Похожие на Дневник. Том III. 1865–1877 гг. - Александр Васильевич Никитенко книги
- Дневник. Том II. 1856–1864 гг. - Александр Васильевич Никитенко - Биографии и Мемуары
- Военный дневник - Франц Гальдер - Биографии и Мемуары
- Записки - Модест Корф - Биографии и Мемуары
- Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев - Биографии и Мемуары
- Болельщик - Стивен Кинг - Биографии и Мемуары
- На войне под наполеоновским орлом. Дневник (1812–1814) и мемуары (1828–1829) вюртембергского обер-лейтенанта Генриха фон Фосслера - Генрих фон Фосслер - Биографии и Мемуары
- Гражданская война в России: Записки белого партизана - Андрей Шкуро - Биографии и Мемуары
- Записки Видока, начальника Парижской тайной полиции. Том 1 - Эжен-Франсуа Видок - Биографии и Мемуары
- Диссиденты 1956–1990 гг. - Александр Широкорад - Биографии и Мемуары
- Мой театр. По страницам дневника. Книга I - Николай Максимович Цискаридзе - Биографии и Мемуары / Театр