Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Италия, однако, вступать в войну не спешила. С ненавистью относясь к концепции нейтралитета, который Муссолини считал признаком слабости, но в то же время желая сохранить пространство для маневра и оставить за собой возможность выбора, он остановился на понятии «неучастие в войне», которое некоторые характеризовали как «шедевр лингвистического воображения». При объявлении этого решения с балкона палаццо Венеция выглядел он бледным. Гитлер, считавший, что Италия вслед за ним вступит в войну, несмотря на то, что он не выполнил ее просьбу об огромной поставке 170 миллионов тонн сырья и предложил лишь малую долю, казалось, смирился с тем, что Италия к нему не присоединится. Он заявил, что одолеет Польшу без итальянской помощи, а затем двинется громить Францию и Британию.
Британский и французский послы, вызванные Чиано во дворец Киджи для объявления им о принятом решении, были удивлены, но в то же время вздохнули с облегчением. Муссолини, провозгласивший однажды, что лучше прожить один день львом, чем всю жизнь овцой, благополучно переместился в стадо овец. Но для Чиано это было именно то решение, которого он хотел. Он широко распахнул три огромных окна у себя в кабинете и включил все электричество. «Римляне, по крайней мере, могут видеть отсюда свет», – радостно возвестил он. Что же до Эдды, она тоже чувствовала облегчение: тягостное ожидание кончилось. Она жаждала действия, движения, определенности; но она мало думала о том, куда это движение может привести.
Глава 14. Ожидание
Следующие девять месяцев итальянцы провели в состоянии ожидания.
После всплеска облегчения и последовавшего сразу за ним роста на бирже они вернулись к обычной жизни, о политике предпочитали не говорить, предаваясь иллюзии, что их война не затронет. Новорожденных мальчиков называли Роберто в честь Трехстороннего пакта ROma – BERlino – TOkyo. Вечерами фланировали по Виа Венето, а в выходные отправлялись в Остию, чтобы насладиться последними теплыми летними днями. Король и двор укрылись за завесой формальностей. Прошел слух, что если дело дойдет до войны, то Ватикан объявит Рим città aperta, открытым городом, то есть неприкосновенным. Мужчины в возрасте от 20 до 25 лет были призваны на воинскую службу, но тут же отправлены домой – для них не было военной формы, и им негде было спать. Трамвайные рельсы разбирали – нужен был металл. В прессе развернулась кампания против расточительности, за экономию и скромный образ жизни.
Разрабатывались планы проведения в 1942 году грандиозной выставки, посвященной 20-летию режима, и открытию нового участка Квартала всемирной выставки. Де Кирико[73] предложил написать портреты Эдды и Чиано: Чиано собственное изображение во всех регалиях, с медалями и орденом Святого Благовещения не понравилось, но портрет Эдды был признан невероятно похожим. На картине она была в длинном черном платье, рыжевато-коричневые волосы зачесаны назад и разделены прямым пробором; она выглядела привлекательно, почти красиво.
Зима 1939 года выдалась необычайно холодной. В римских палаццо по-прежнему каждый вечер устраивались званые ужины, и Чиано бывал на многих. Ставки за карточными столами росли, и даже Чиано стал играть в разновидность баккары шмен-де-фер, не упуская при этом возможности, как замечала герцогиня ди Сермонета, пощипывать за мягкие места «своих молодых красоток». Вернувшись как-то с ужина у Чиано, она сравнила увиденное там с Версалем накануне Террора Французской революции: лакеи в «плохо сидящих на них ливреях» с уставленными шампанским подносами в руках; Чиано, теребящий волосы красотки, стоящей рядом с ним у усыпанного банкнотами карточного стола; воздух, синий от табачного дыма. Она добавила, что не имеет ничего против Эдды и ее мужа, «за исключением их манер». В карточную игру пинокль они играли в «абсолютной интимной близости», и «хозяевами были настолько непритязательными, что их можно было почти принять за signori», то есть людей хорошего воспитания.
Муссолини на людях почти не показывался. Он перемещался между палаццо Венеция и виллой Торлония, но отказывался принимать не только иностранных дипломатов, но даже собственных герарков. Заседания Большого совета длились не больше часа, и Муссолини, мрачный и озлобленный, был на них единственным выступающим. Твердый и полный достоинства сэр Перси Лорейн, сменивший на посту британского посла, считавшегося более симпатизирующим фашистскому режиму, лорда Перта, общался исключительно с Чиано. У них сложились хорошие отношения, они встречались в гольф-клубе «Аквасанта» и вместе ужинали в палаццо Колонна. Но в то же время Чиано читал перехваченные письма и телеграммы Лорейна, а врач Чиано, лечивший также британского посла в Ватикане Д’Арси Осборна, передавал ценную информацию о круге Чиано, которая немедленно оказывалась в Лондоне. Прислушиваясь к извечно циркулирующим в Риме слухам, Лорейн писал Галифаксу, что Муссолини, как говорят, страдал симптомами старческого слабоумия. «Единственное близкое ему человеческое существо, его дочь Эдда, его опозорила. Она превратилась в нимфоманку и в алкогольном угаре ведет довольно грязную, сексуально распущенную жизнь». Своего упоения злословием Рим нисколько не утратил.
Сестра Чиано Мария Магистрати с детства была болезненной. Их отец Костанцо заставлял ее есть, но она выплевывала все, что ей давали. Выросла она пугающе худой, к еде относилась с ужасом и отвращением, и брак ее распался бы, если б на свадьбе не был бы свидетелем Муссолини. (Увидев ее худобу, Муссолини сказал Сарфатти, что «женщина без груди – то же самое, что матрас без подушки, очень неудобно».) В октябре 1939 года бледная, как стена, она начала гаснуть и через две недели умерла – номинально от туберкулеза. Отпевали ее, как несколькими месяцами ранее и ее отца, в соборе Ливорно, присутствовали многие герарки, дипломаты с семьями. Гроб несли четверо ветеранов-сквадристов. Чиано кому-то сказал, что потерял «единственного человека, который меня по-настоящему любил». Франсуа-Понсе, подружившийся с Марией в Берлине и называвший ее élégante et séduisante, элегантной и соблазнительной, оказался на церемонии рядом с новым германским послом Гансом Георгом фон Макенсеном, сменившим на этом посту фон Хасселя, отозванного из-за его открытой неприязни к Чиано и фашистам.
В конце месяца без объяснения причин было внезапно объявлено о перестановках в кабинете министров Муссолини. Стараче, считавшийся из-за его драконовских и абсурдных указов, по всеобщему мнению, самым ненавистным человеком в Италии, но на самом деле выполнявший лишь роль тени Муссолини, потерял пост секретаря партии и отправлен вместо этого возглавлять ополчение
- Открытое письмо Виктора Суворова издательству «АСТ» - Виктор Суворов - Публицистика
- Охота на нового Ореста. Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836) - Паола Буонкристиано - Биографии и Мемуары
- Гений Зла Муссолини - Борис Тененбаум - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Возвращение блудного сына - Александр Омельянюк - Биографии и Мемуары
- Железный крест для снайпера. Убийца со снайперской винтовкой - Бруно Сюткус - Биографии и Мемуары
- Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947 - Альберт Кессельринг - Биографии и Мемуары
- 14-я танковая дивизия. 1940-1945 - Рольф Грамс - Биографии и Мемуары
- Святая Анна - Л. Филимонова - Биографии и Мемуары
- Дневники 1920-1922 - Михаил Пришвин - Биографии и Мемуары
- Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера - Дэвид Керцер - Биографии и Мемуары / История / Публицистика