Форма входа
Читем онлайн Федор Достоевский. Единство личной жизни и творчества автора гениальных романов-трагедий [litres] - Константин Васильевич Мочульский
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
выражению Тургенева. Нарочитая сухость тона, спокойная зарисовка деталей усиливают впечатление:
«Когда мы растворили дверь в баню, я думал, что мы вошли в ад… Пар, застилающий глаза, копоть, грязь, теснота… На всем полу не было местечка в ладонь, где бы не сидели, скрючившись, арестанты, плескаясь из своих шаек… Веников пятьдесят на полке подымалось и опускалось разом; все хлестались до опьянения. Пару поддавали поминутно. Это был уже не жар: это было пекло. Все это орало и гоготало при звуке ста цепей, волочившихся по полу… Грязь лилась со всех сторон. Все были в каком-то опьянелом, в каком-то возбужденном состоянии духа; раздавались визги и крики… Обритые головы и распаренные докрасна тела арестантов казались еще уродливее. На раскаленной спине обыкновенно ярко выступают рубцы от полученных когда-то ударов плетей и палок, так что теперь все эти спины казались вновь израненными. Страшные рубцы… Поддадут – и пар застелет густым, горячим облаком всю баню, все загогочет, закричит. Из облака пара замелькают избитые спины, бритые головы, скрюченные руки, ноги…»
Контрастом к этой инфернальной оргии служит трогательное описание говения арестантов на Страстной неделе. На фоне «адского» мрака – весенний свет наступающей Пасхи. «Арестанты молились очень усердно, и каждый из них каждый раз приносил в церковь свою нищенскую копейку на свечку или клал на церковный сбор. „Тоже ведь и я человек, – может быть, думал он или чувствовал, подавая, – „перед Богом-то все равны“. Причащались мы за ранней обедней. Когда священник с чашей в руках читал слова: „Но яко разбойника мя прийми“, – почти все повалились в землю, звуча кандалами, кажется, приняв эти слова буквально на свой счет».
Эта «изобразительность», это «виденное и слышанное» образует наружный пласт «Записок…». Новый, особый мир открылся перед пораженным взором писателя. Но он не ограничивается описанием поверхности; он стремится пройти сквозь нее вглубь, понять «закон» этого мира, проникнуть в его тайну. Конкретное для него лишь оболочка духовного, образ – отправная точка движения идей; изображение переходит в истолкование. Динамика построения раскрывается в философском осознании опыта «Мертвого дома».
Сама жизнь устроила для Достоевского эксперимент, из которого выросла его философия. Первые впечатления от каторги были испуг, удивление и отчаяние; понадобились годы, чтобы поверить в новую действительность и понять ее. И вот постепенно – все страшное, чудовищное и таинственное, что окружало его, стало яснеть в сознании. Он понял, что «весь смысл слова „арестант“ означает человека без воли» и что все особенности каторги объясняются одним понятием «лишение свободы». Казалось, он мог знать это и раньше; но, замечает Достоевский, «действительность производит совершенно другое впечатление, чем знание и слухи». Автор не преувеличивает ужасов каторжной жизни: работа в мастерских не показалась ему слишком тяжелой; пища была сносной; начальство, за немногими исключениями, гуманным и благожелательным; в остроге разрешалось заниматься любым ремеслом. «Арестанты, хотя и в кандалах, ходили свободно по всему острогу, ругались, пели песни, работали на себя, курили трубки, даже пили вино, а по ночам иные заводили картеж». К физическим страданиям (шум, чад, вонь, холод) можно было привыкнуть. Мука каторги не в этом – она в неволе… Сделав это открытие, писатель возвращается к своей характеристике товарищей по несчастью и углубляет ее. В первой главе он отметил их страсть к деньгам, теперь (в пятой главе) он ее объясняет: арестант жаден к деньгам и кровавым потом, с величайшими опасностями добывает копейку; но после долгих месяцев накопления в один час прокучивает все свои сбережения. Почему? Потому что кутежом он покупает то, что «считает еще одной степенью выше денег. Что же выше денег для арестанта? Свобода или хоть какая-нибудь мечта о свободе». «Он может уверить себя хоть на время, что у него воли и власти несравненно больше, чем кажется… Наконец, во всем этом кутеже есть свой риск, значит, все это имеет хоть какой-нибудь призрак жизни, хоть отдаленный призрак свободы. А чего не отдашь за свободу?» Из тоски по свободе вытекают все особенности характера каторжников. Арестанты большие мечтатели. Оттого они так угрюмы и замкнуты, так боятся выдать себя и так ненавидят болтунов-весельчаков. В них есть какое-то судорожное беспокойство, они никогда не чувствуют себя дома в остроге, тяготятся работой, потому что она принудительная, враждуют и ссорятся между собой, так как сожительство их вынужденное. «Между арестантами, – говорит автор, – совсем не замечалось дружества, не говорю общего, это уж подавно, а так частного, чтоб один какой-нибудь арестант сдружился с другим… Это замечательная черта: так не бывает на воле». Люди, лишенные свободы, томятся, заводят бессмысленные ссоры, работают с отвращением. Но если им позволят проявить свою инициативу, они сразу преображаются. «Уроки» в мастерских всегда исполняются до срока, на спектакле актеры показывают массу выдумки и таланта. В праздник, приодевшись, они чувствуют себя людьми, как все, становятся деликатно-вежливыми и приветливыми. А какая радость и оживление царят в остроге при покупке гнедка! Арестанты понимают свою ответственность за общее дело, торгуются, исследуют лошадей, совсем как «вольные люди». Мотив свободы проходит через всю книгу; все построение определяется этим идейным замыслом. В конце записок рассказывается о раненом орле, который жил на тюремном дворе. Арестанты отпускают его на волю и долго смотрят ему вслед. «„Вишь его!» – задумчиво проговорил один. „И не оглянется! – прибавил другой. – Ни разу-то, братцы, не оглянулся, бежит себе!“ – „А ты думал благодарить воротится?“ – заметил третий. – „Знамо дело – воля. Волю почуял!“ – „Свобода, значит“. – „И не видать уж, братцы“. – „Чего стоять-то? Марш!“ – закричали конвойные, и все молча поплелись на работу…»
Идея «Записок…» – свобода, воплощенная в символе-образе орла.
Цензурный комитет был смущен описанием некоторых «вольностей», имевших место в Омском остроге: белым хлебом, водкой, курением. Достоевский послал две страницы «дополнения», которые ни в одно издание не вошли. Это рассуждение резюмирует главную идею книги: нет высшей муки для человека, как лишение свободы. «Что хлеб! Хлеб едят, чтобы жить, а жизни-то и нет! Попробуйте, выстройте дворец. Заведите в нем мрамор, картины, золото, птиц райских, сады висячие, всякой всячины… и войдите в него. Ведь, может быть, вам и не захотелось бы никогда из него выйти! Может быть, вы и в самом деле не вышли бы! Все есть! От добра добра не ищут. Но вдруг безделица! Ваш дворец обнесут забором, а вам скажут: все твое, наслаждайся! Да только отсюда ни на шаг! И будьте уверены, что вам в это же мгновение захочется бросить ваш рай и перешагнуть за забор. Мало того, вся эта роскошь, вся эта нега еще живит
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Федор Достоевский. Единство личной жизни и творчества автора гениальных романов-трагедий [litres] - Константин Васильевич Мочульский бесплатно.
Похожие на Федор Достоевский. Единство личной жизни и творчества автора гениальных романов-трагедий [litres] - Константин Васильевич Мочульский книги
- Следствия самоосознания. Тургенев, Достоевский, Толстой - Донна Орвин - Биографии и Мемуары / Литературоведение
- Александр Блок. Творчество и трагическая линия жизни выдающегося поэта Серебряного века - Константин Васильевич Мочульский - Биографии и Мемуары / Литературоведение
- Встреча моя с Белинским - Иван Тургенев - Биографии и Мемуары
- Литературные тайны Петербурга. Писатели, судьбы, книги - Владимир Викторович Малышев - Биографии и Мемуары / Исторические приключения
- Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне - Федор Раззаков - Биографии и Мемуары
- Тургенев без глянца - Павел Фокин - Биографии и Мемуары
- Достоевский - Людмила Сараскина - Биографии и Мемуары
- Александр III - Иван Тургенев - Биографии и Мемуары
- Святое русское воинство - Федор Ушаков - Биографии и Мемуары
- Жизнь Достоевского. Сквозь сумрак белых ночей - Марианна Басина - Биографии и Мемуары