Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Брак кронпринца Умберто и принцессы Марии Жозе оказался неудачным. Умберто был человеком корректным, добрым, преисполненным долга, мало интересующимся культурой, одержимым этикетом и беспрекословно послушным отцу, с которым он ездил на рыбалку в Сан-Россоре и беседовал о монархии. Всю жизнь при каждой встрече с отцом он целовал ему руку. Мария Жозе, наоборот, была высококультурной, импульсивной и безалаберной, в ее семье открытое, в том числе физическое, проявление чувств и привязанностей было делом привычным, и атмосфера итальянского двора казалась ей чрезвычайно холодной. Время от времени появлялись слухи о расторжении брака, но разводы в Савойской династии были неприемлемы. Муссолини начал подумывать о наследнике престола и сумел провести закон, дающий право Большому Фашистскому совету, то есть ему лично, право выбрать следующего монарха. Умберто воспринял это как дамоклов меч над своей головой.
Еще задолго до получивших популярность в XVIII веке Гран-туров[45] Рим был местом очарования и восторга для многочисленных путешественников и ученых, приезжавших сюда делать наброски церквей и прогуливаться по заросшему травой Форуму. Немцы учредили здесь свой исторический институт, французы создали академию на вилле Медичи, а посольство их располагалось в одном из самых красивых палаццо Рима Фарнезе. На приемы в австрийском посольстве гости приходили, как ко двору персидского шаха: с чернокожими пажами, обезьянами, павлинами и гончими псами. И хотя в ходе Первой мировой войны и после ее окончания многие веками существовавшие здесь общины иностранцев исчезли, они оставили после себя библиотеки, школы искусств, колледжи, и поток иностранных гостей из года в год только рос. Некоторые воспринимали преобразование Италии при фашистах не иначе как чудо: они восхищались новыми скоростными поездами с электродвигателями, вежливыми и эффективными чиновниками, великолепными новыми дорогами и отсутствием нищих. Как говорил один американец, Муссолини «размакаронил макаронников».
Совокупность всех этих факторов к началу 30-х годов привела к изменению отношения к фашистам. Если раньше, как выразилась одна дама, «считалось мудрым ждать и ждать, жить, как будто ничего не произошло», то теперь эти времена прошли. После подписания соглашения с Ватиканом отношения между Черной знатью и фашистами стали практически дружескими, церковники и аристократия почувствовали, что не все фашисты столь грубы и вульгарны, как они опасались. Стало вполне целесообразным наладить с ними отношения. Геральдический колледж[46], сожалея о нехватке официальных позиций для своих принцев и герцогов, на специально созванной сессии «предложил свои услуги режиму». Выступив на сессии, Муссолини тепло отозвался о «высоком предназначении» его членов, и какое-то время знать надеялась, что может оказаться на пути к новым отличиям, но надежды эти рухнули, когда их просьба добавить к своим титулам звание Eccellenza была отвергнута с ледяным пренебрежением. Eccellenza ревниво хранили исключительно для главных фашистов. Тем не менее некоторые графы и маркизы умудрились просочиться на фашистские должности, и в их кругах шутили, что они смогли «привить фашизму изысканный снобизм».
Англо-итальянский журналист Джордж Нельсон Пейдж, вернувшись в Рим после нескольких лет, проведенных за границей, и приняв итальянское гражданство, нашел столицу радикально изменившейся со времен его детства: это был намного более живой, более эффективный и более веселый город, пусть даже тише и скромнее по сравнению с шумным и разнузданным Парижем. Пейдж обратил внимание, что итальянцы стали гордиться тем, что они итальянцы. Светские салоны, в которых он бывал, стали открывать свои двери гераркам. Не сдавались, писал он, лишь несколько аристократических семей: герцогиня Олимпия Чивителла делла Порта принимала у себя только Черную знать, твердо соблюдая установленное для себя правило: никаких иностранцев и никаких фашистов.
Фашистов, впрочем, такое отношение мало волновало. Они сами себя считали новой аристократией если не по крови, то по принесенным в годы Первой мировой войны жертвам, и некоторые из них, как, например, Гранди и Костанцо Чиано сами присвоили себе титулы. Люди глубоко провинциальные и малообразованные, воспитанные на силе дубинок и враждебные ко всяческому космополитизму, они все равно вряд ли нашли бы для себя много интересных тем для разговоров в высшем светском обществе Рима. Для них проще было оставить семьи старой знати в покое и предоставить Боккини слежку за ними через их многочисленных слуг, водителей, поваров и друзей. Пусть даже и преисполненные неприязни и настороженности друг к другу, фашисты и аристократы учились жить вместе.
Встреча Гитлера и Муссолини в 1934 году выявила больше различий, чем сходства между двумя странами, и расхождения эти стали для Муссолини еще более очевидными, когда Гитлер обозначил свои претензии на завоевание Австрии. Как он тогда выразился, Гитлер был не кем иным, как pazzo pericoloso, опасным безумцем. К тому же Италия совершенно не разделяла маниакально враждебного отношения Гитлера к евреям. Стержневая с самого появления национал-социализма идеология антисемитизма и расовой чистоты была в большей или меньшей степени чужда итальянскому характеру, в том числе и Муссолини, пусть даже и не чужда некоторым кругам в Ватикане. Чужда по меньшей мере на время. Эмилю Людвигу Муссолини говорил, что считает антисемитизм «германским пороком».
Тем временем в итальянском обществе происходили новые, существенные сдвиги. Фашизм нашел свою «золотую пару», обладающую, с одной стороны, безукоризненной фашистской родословной, с другой – культурой и утонченностью, позволяющими ей преодолеть разрыв между снобистским замкнутым миром римской аристократии и неотесанными амбициозными герарками. Эдда и Чиано стали идеальным воплощением мечты Муссолини об образцовой фашистской семье: молодые, здоровые, модные, энергичные и плодовитые. Пресса со всегдашним обожанием писала, что они были рождены «для солнца и добродетели». Однако оказалось, что ни Эдде, ни Чиано не было суждено сыграть роль в слиянии двух миров, каждый из них собственным путем примкнул к темной, порочной стороне социальной жизни Рима, к той «нейтральной полосе», где самые авантюрные из аристократов сливались с энергией и возбуждением фашизма. И в этом мире они процветали.
Эдда выглядела, безусловно,
- Открытое письмо Виктора Суворова издательству «АСТ» - Виктор Суворов - Публицистика
- Охота на нового Ореста. Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836) - Паола Буонкристиано - Биографии и Мемуары
- Гений Зла Муссолини - Борис Тененбаум - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Возвращение блудного сына - Александр Омельянюк - Биографии и Мемуары
- Железный крест для снайпера. Убийца со снайперской винтовкой - Бруно Сюткус - Биографии и Мемуары
- Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947 - Альберт Кессельринг - Биографии и Мемуары
- 14-я танковая дивизия. 1940-1945 - Рольф Грамс - Биографии и Мемуары
- Святая Анна - Л. Филимонова - Биографии и Мемуары
- Дневники 1920-1922 - Михаил Пришвин - Биографии и Мемуары
- Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера - Дэвид Керцер - Биографии и Мемуары / История / Публицистика