Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Василий Михайлович, вставай, все прошло...
Василий Михайлович не отозвался. Макаров бросился к Горчакову и, схватив его за плечи, начал сильно трясти. Василий Михайлович не пошевельнулся. Он был мертв. Осколок снаряд перебил ему шею. Крупные слезы покатились по огрубевшим от ветра щекам Макарова. Он задыхался от душившего его волнения. К нам подошел младший унтер-офицер Оченин. Увидев мертвого Василия Михайловича он обнажил голову. Ему также было очень жаль этого славного, хорошего товарища. Мы долго молча сидели рядом с телом Горчакова, а потом с болью в сердце зарыли его в неглубокой яме рядом с окопом.
РЕВОЛЮЦИЯ В РОССИИ
Перед рассветом, сдав участок французам, наша бригада ушла в резерв. Она была сильно потрепана. В некоторых ротах осталось по тридцать — сорок человек. Люди были изнурены трехдневным боем, бессонными ночами и отсутствием питания. Оборванные, с ввалившимися глазами, грязные, голодные, — еле волоча ноги, мы медленно плелись в тыл. Пройдя километров пятнадцать, мы остановились в небольшой деревне. Пообедав и немного отдохнув, солдаты в беспорядке пошли дальше.
Целую неделю не могли точно установить кто убит, ранен или пропал без вести. Те, кого считали убитыми, оказались в лазарете; которых считали ранеными — пропали без вести. Ясно было одно: в плен не попал ни один солдат.
Все старшие офицеры, начиная с ротных командиров, кроме полковника Готуа, в бою участия не принимали. Они, слегка раненые, а в большинстве совершенно здоровые, оставили свои части на младших офицеров и ушли в резерв. Они находились в землянке командира бригады генерала Лохвицкого и пьянствовали. А через три дня, когда закончился бой, в глубоком тылу, на стоянке, нам был, наконец, прочитан приказ о Февральской революции и о том, что начальство нужно теперь называть по-новому: господин генерал, господин полковник.
Солдаты немедленно организовали ротные, полковые и отрядный комитеты. Начались частые собрания. К начальству мы предъявили ряд претензий на неправильные действия офицеров, нечеловеческое отношение в лазаретах к раненым. Вернувшись из лазаретов, солдаты рассказывали нам, что их плохо лечили, скверно с ними обращались. Раневых, у которых были на привязи руки, заставляли колоть дрова. Для осмотра лазаретов были созданы комиссии из врачей и солдат.
К концу апреля большинство раненых солдат вернулось в части, но офицеров все еще не было. Командира полка Дьяконова, командира батальона Иванова и командира первой роты подполковника Юрьев-Пековец также не было. Они продолжали «лечиться» в Париже. Солдаты были возбуждены и злобно настроены. На общих собраниях стали требовать немедленной отправки в Россию. Офицеры на собраниях почти не участвовали, но знали все, что говорилось на собраниях через подпрапорщиков, фельдфебелей и денщиков.
Появившаяся еще раньше трещина между солдатами и офицерами, теперь увеличивалась с каждым днем. Вернувшийся Иванов вступил во временное командование полком. Он собрал всех солдат первого батальона и долго говорил о том, как теперь нужно вести нам себя, солдатам «свободной республики». Но его никто не слушал. Солдаты хотели знать другое: когда французы по-человечески будут относиться к русским раненым; скоро ли полки получат отдых в оборудованном лагере; где будет возможно сходить в баню, в кино и постирать белье; когда русские войска будут отправлены домой. Ни на один вопрос Иванов не дал положительного ответа. Солдаты разошлись с собрания, не желая больше слушать болтовню полковника. Хотя он и старался изобразить из себя старого революционера, но мы понимали, что Иванов нахально врет, он просто хочет втереться в наше доверие. Солдаты крепко помнили его проделки в лагере Майи с первой ротой за побег Петрыкина и ясно представляли себе, что это за птица.
Полковой комитет второго полка вынес постановление о проведении демонстрации и митинга Первого мал. Сбор был назначен в деревне, занимаемой вторым батальоном. Эта деревня находилась в середине между деревнями, занимаемыми первым и третьим батальонами. А двадцать восьмого апреля был получен приказ командира бригады о том, чтобы все тяжелые и легкие пулеметы полков передать французским инструкторам для проверки и ремонта. Солдаты сразу сообразили, что здесь не проверкой пахнет, а разоружением. И все как один заявили, что пулеметы исправны, ремонтировать их нечего. Что же касается проверки, то мы и сами, дескать, сумеем проверить их не хуже французских инструкторов. Несмотря на все уговоры и разъяснения офицеров и самого полковника Иванова, ни один пулемет сдан не был и французские инструктора уехали не солоно хлебавши. По постановлению общих собраний рот в этот же день во всех дворах, где стояли пулеметы, были выставлены круглосуточные, вооруженные винтовками, караулы, и никого без письменного разрешения комитета во двор не пропускали. Тридцатого апреля Иванов на общих собраниях батальонов зачитал второй приказ командира бригады, которым запрещалось устраивать первомайскую демонстрацию и митинг. Солдаты ответили Иванову: «Демонстрация и митинг будут проведены».
ПЕРВОЕ МАЯ
Первого мая рано утром все мы были на ногах. Всюду можно было видеть группы солдат, старательно чистивших винтовки, пулеметы, легкие траншейные пушки. Чистились сапоги и медные бляхи поясков. Портные шили красные знамена, музыканты терли мелом инструменты. Артельщик первой роты Харлашка выскоблил походную кухню и украсил красными флажками сбрую кухонных лошадей. Кухня была на полных парах. Харлашка затопил ее с таким расчетом, чтобы сразу после митинга раздать солдатам специально приготовленный первомайский обед. Сам он был в красной сатиновой рубашке и с красным бантом на груди.
Когда весь батальон был в сборе, вынесли развернутое полковое знамя. Старший унтер-офицер Сабанцев, человек трех аршин и двух вершков, встал со знаменем впереди батальона. Музыканты полка выстроились позади знаменосцев. Все офицеры, за исключением капитана Савицкого, командира минометной команды, и поручика Быховского, командира пулеметной команды, категорически отказались участвовать в демонстрации, хотя к ним посылали специальную делегацию из представителей ротных комитетов.
Команду подавал член полкового комитета Сапронов. По команде: «шагом марш!» в такт музыке тысяча ног ударила о твердую землю. Демонстрация началась.
Солдаты шли ровно, плавно, не сбиваясь с ноги. Начищенные штыки слегка покачивались. За стрелками шли пулеметчики под командой Быховского, забрав с собою все до единого пулемета. За пулеметчиками со всеми минометами шли минометчики под командой капитана Савицкого. У всех было:
- Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941—1942 - Гюнтер Банеман - Биографии и Мемуары
- Командиры «Лейбштандарта» - Константин Залесский - Биографии и Мемуары
- Я дрался в штрафбате. «Искупить кровью!» - Артем Драбкин - Биографии и Мемуары
- Пехотинец в Сталинграде. Военный дневник командира роты вермахта. 1942–1943 - Эдельберт Холль - Биографии и Мемуары
- Зеркало моей души.Том 1.Хорошо в стране советской жить... - Николай Левашов - Биографии и Мемуары
- В окружении. Страшное лето 1941-го - Борис Васильев - Биографии и Мемуары
- Репрессированные командиры на службе в РККА - Николай Семенович Черушев - Биографии и Мемуары / Военное
- Изображение военных действий 1812 года - Михаил Барклай-де-Толли - Биографии и Мемуары
- Военный дневник (2014—2015) - Александр Мамалуй - Биографии и Мемуары
- Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947 - Альберт Кессельринг - Биографии и Мемуары