Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня прошибает жаром от стыда. Я так низко опускаю голову, что она почти лежит на кровати, рядом с его ногой.
– Ясно. – У меня в горле комок. Как я могла его подозревать? Почему я усомнилась в родном отце? И вдруг прорываются слезы, которые я долго сдерживала, и щеки моментально становятся мокрыми. – Прости меня, пап, – всхлипываю я. – Прости меня, пожалуйста.
Пищит аппарат, к которому он подключен.
– Успокойся, – тихо говорит папа. – Может, и к лучшему, что все получилось так. Столько всего открылось. Столько всякого такого, от чего давным-давно нужно было избавиться.
– Не говори так, – упрямо возражаю я. Так нельзя, он не может вот так, сразу освободить меня от чувства вины. Это было бы слишком просто.
За моей спиной шаркают чьи-то шаги. В палату вошел высокий, бородатый и очень усталый врач. В руке у него записи, выражение лица встревоженное.
– Миссис Страссер? – спрашивает он, глядя на мою сестру.
– Да, – Кит распрямляет спину.
– Доктор Штейн. – Он пожимает руку Кит, которая представляет ему девочек и меня. Доктор неловко переминается с ноги на ногу. – Итак. Ваш отец. – Опустив глаза, он смотрит на папу, и что-то в выражении его лица неуловимо меняется. – Результаты только что проведенной МРТ говорят о том, что у вас, мистер Мэннинг, обширная опухоль в поджелудочной железе.
Я какое-то время бездумно исследую детали на лице врача: крупные поры на носу, тонкую золотую оправу очков. Кит разражается истерическим смехом.
– Подождите, вы о чем вообще?
– Рак? – тихо спрашиваю я.
– Да. У нас не было времени проводить какие-либо исследования – но мы связались с другими лечебными учреждениями. Оказалось, что с января мистер Мэннинг проходит курс лечения рака поджелудочной железы в центральной больнице Аллегейни. Его лечащий онколог сообщил, что несколько дней назад амбулаторно сделал ему очередную инъекцию – этот препарат помогает поднять число лейкоцитов после химиотерапии и снижает риск инфекции, так что больной может уйти домой, а не лежать на больничной койке.
Он говорит с нами буднично, считая, видимо, что нам все известно. Но мы только обмениваемся недоуменными взглядами.
Кит даже улыбается, точно услышала шутку.
– Нет. У папы была паническая атака. Последние несколько недель были для него очень трудными. Рак здесь ни при чем.
– Мы считаем, что обморок в отделении полиции был побочным эффектом сделанной недавно инъекции, – поясняет доктор Штейн. – Это может сопровождаться затрудненным дыханием, одышкой, а в сочетании со стрессом…
– Стойте, стойте, – я вдруг осознаю кое-что. – Вы сказали, что папа проходит химиотерапию и несколько дней назад получил сильную дозу? Черт, черт, как это возможно?
– Верно, – подхватывает Кит. – Он все время был в университете, в Олдриче. Разбирался с хакерской атакой. – Она с сомнением поворачивается ко мне. – Или нет?
Но мне-то откуда знать?
Доктор Штейн, опустив свои записи, сочувственно смотрит на нас.
– Случается, что больные как можно дольше скрывают свой диагноз и лечение. Не хотят, чтобы их жалели, или опасаются, что на работе перестанут воспринимать их всерьез. Многим кажется, что пострадает их репутация, если люди узнают об их изнурительной болезни, – он косится на тихо лежащего папу. – У мистера Мэннинга не выпадают волосы. Он похудел, но не так уж сильно. Вероятно, ему удавалось все скрыть. В последнее время он не страдал провалами в памяти? Резкими сменами настроения?
Я стою молча, уставившись на него.
– Понимаю, какой это шок для вас, – вздыхает доктор Штейн. – Хорошо, что мы связались с его лечащими врачами из Аллегейни, так что мы знаем, с чем имеем дело. Утром мы продолжим обследование, чтобы понять, что произошло. Мне сказали, что прошлая инъекция должна была быть последней. Я не уверен, что лечение оказалось достаточно эффективным.
Еще раз одарив нас долгим, проникновенным взглядом, он выходит из палаты и бесшумно прикрывает за собой дверь.
Мне кажется, что в палате стало темнее. Мы молча смотрим друг на друга. В глазах у Кит слезы, но я слишком оглушена и пока ничего не чувствую.
Кит подходит к папе.
– Это рак, папочка? Но почему Аллегейни? Почему не какая-то хорошая больница?
– Все в порядке, – хрипит он в ответ. – Они там прекрасно ко мне относятся.
Мы отшатываемся, как от револьверного выстрела.
– Так это правда? – вскрикивает Кит. – Ты проходишь лечение? А нам, значит, ни слова?
– Мне так было проще.
– Ты это серьезно?
– Я не хотел вас волновать. Не хотел стать обузой.
– Какого черта, папа, что за бред?
Желая остановить Кит, я кладу руку ей на плечо. Сама я прекрасно понимаю, почему отец так поступил, промолчав и не сказав нам о болезни. Причина та же самая, по которой я много лет назад не рассказала о том, что случилось со мной. Лучше не быть обузой, так ведь проще для всех – ни о чем не знать. Однако пришло время, и теперь все обо всем узнали.
Кит прижимает ладони к вискам.
– Все это у меня в голове не укладывается. – Она с фанатично горящими глазами оглядывается на нас. – Может, у кого-то еще есть тайны, которые от меня скрывают? Давайте, не стесняйтесь! Лучше уж выкладывайте сейчас. А то я не знаю, что сделаю.
В палате воцаряется молчание. Даже какой-то тикающий прибор смолкает. В повисшей тишине вдруг становится слышен тихий, подавляемый плач. Все мы поворачиваем головы к Авроре. Она снова сидит на стуле, подтянув колени к груди. С ее лица ушли все краски.
– Что такое? – спрашивает Кит, высоко вскидывая брови.
Аврора беспомощно глядит на Сиенну. Между ними происходит странный безмолвный диалог, и у меня по спине бегут мурашки.
– Скажи ей, – скулит Аврора.
У Сиенны на лице страх, тревога. Она едва заметно отрицательно качает головой.
– Что мне надо сказать? – Кит выпрямляется, голос у нее звенит, она на грани паники.
Девочки снова смотрят друг на друга. Довольно долго они молчат – вообще-то, не слышно даже вздохов. Наконец, Аврора низко опускает голову и начинает шумно, прерывисто дышать.
– Это была я, – тихо мямлит она, тыкаясь подбородком в свою блузку.
– Что? – недоумевает Кит.
– Я, – повторяет девочка. – Это я сделала.
– Аврора, прекрати, – рявкает Сиенна. – Не говори ничего.
Медленно, как во сне, Кит поворачивается так, чтобы видеть лица обеих дочерей.
– О чем вы говорите? – Она бросается к Авроре. – Что ты натворила? – Она хватает девочку на плечи. – Что ты сделала?
Аврора выставляет вперед ладони, загораживается ими, как щитом. Она рыдает уже во весь голос.
– Я не нарочно! Я прочитала письма, и мне стало так мерзко, я
- Шепот в городе - Инга Снежная - Детектив / Криминальный детектив
- Слоны умеют помнить - Кристи Агата - Детектив
- Пропавшие - Джейн Кейси - Детектив
- Я заберу твои слёзы - Айше Лилуай - Детектив
- Бриллиантовый шепот - Ольга Завелевич - Детектив
- Крик души, или Никогда не бывшая твоей - Юлия Шилова - Детектив
- Последняя сволочь - Шарль Эксбрайя - Детектив
- Последняя сволочь - Шарль Эксбрайа - Детектив
- Дурочка с маком - Лана Балашина - Детектив
- Шепот в темноте - Энн Мэйбери - Детектив