Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Непредвиденный цейтнот
Научные командировки планируются, как правило, заранее. Тем более зарубежные. А тут в институте сложилось так, что возникла надобность в срочном порядке направить двух специалистов в Англию. И одним из кандидатов оказался Бовин.
Причем, как выяснилось, выбор пал на него в результате шагов, предпринятых самим Бовиным. В иной ситуации такая инициатива могла бы рассматриваться как проявление естественного желания расширить научный кругозор да заодно обогатиться туристскими впечатлениями, теперь же, в свете вскрывшихся фактов, это воспринималось совсем под другим ракурсом.
Голиков объявил экстренный сбор. Чедуганов, Овсянников, Шуляков.
Шулякову не сразу удалось оторваться от новых забот, пришел, чуть запоздав. И спросил от порога:
— Поди, все уже обсудили?
Голиков сказал ему, жестом приглашая занять привычное для него место у столика (Чедуганов с Овсянниковым разместились на стульях у стены):
— Пока еще думаем, с какого конца начать.
— А тут думай не думай, решение может быть только одно: каким-то образом помешать выезду.
Чедуганов сверкнул на него черными, с характерным разрезом глазами:
— Просто сказать, однако-то: помешать выезду!
— Я и не утверждаю, что это просто сделать, я лишь подвожу мысль к целевой установке, к итогу. Да, к итогу.
— А конституция? — продолжал горячиться Чедуганов. — Он пока еще обладает всеми правами советского гражданина!
Голиков увидел, как Овсянников переводит глаза с одного на другого, спросил:
— А у вас какие соображения, Юрий Петрович?
— Мне кажется, тут не может быть двух мнений, — отозвался Овсянников, — ситуация такая, что мы просто не имеем права спокойно ждать, как решится вопрос с его поездкой за рубеж, мы просто обязаны вмешаться. Только вот в какой форме это осуществить, честно говоря, не знаю.
— Вариантов у нас нет, — вклинился Чедуганов, — форма может быть одна: высказать свои соображения руководству института.
Ни Овсянников, ни Голиков не успели отреагировать, подключился Шуляков:
— Руководству института? — приступил он к Чедуганову. — А что ты ему скажешь, Борис Абикеевич? Скажешь, что Бовин такой-сякой? Все напрямую? Намеками ведь не обойтись...
Овсянников повернулся к Голикову, предложил:
— А почему не поставить перед прокуратурой вопрос об изоляции Бовина? Разве после того, что Борис Абикеевич привез из Случевска, нет оснований просить санкции на арест?
— Именно! — поддержал Шуляков.
Голиков непроизвольно нахмурился:
— Пока в нашем распоряжении нет прямых доказательств его преступной деятельности, мы не получим санкции не только на арест, но и на задержание. Прав Борис Абикеевич: через конституцию не перешагнуть. Бовин находится под ее защитой. Просить санкцию на арест — это значит противопоставлять закону эмоции.
Шуляков вскочил, едва не повалив стул, покружил на пятачке между окном и столиком, вывернул из кармана вместе с подкладом пачку «Беломорканала»:
— Он еще под защитой конституции! — качнулся в сторону Голикова. — Мы еще числим за ним права советского гражданина! — Повернулся к Чедуганову: — Да после того, как Случевск помог сорвать с него маску, все это не более, чем формальность!
— И тем не менее мы не имеем права с этим не считаться, — возразил ему Голиков, потерев пальцами левый висок, откуда начинало знакомо постреливать мигреневой болью в глаз. — И не вам это объяснять, Валентин Кириллыч.
— И не надо объяснять, знаю я границы наших прав, на сто рядов знаю, просто это из меня реакция на Случевск выплескивается.
Голиков показал глазами на пачку папирос в руках у Шулякова:
— Примите успокоительное и давайте думать... Меня вот тут одна мысль точит: что, если нам сделать ход конем, попытавшись решить вопрос о зарубежной поездке Бовина с помощью самого Бовина?..
Все молча ждали продолжения, только Шуляков не удержался, пробурчал:
— Чего не люблю, так это ребусов!
— Сейчас, Валентин Кириллыч, — усмехнулся Голиков. — Мысль такая: почему бы нам не выложить ему впрямую все, что стало о нем известно? Ему тогда, сами понимаете, не до поездки станет...
— Это что-то новое в практике розыска, — вскинулся Шуляков. — Как мы сможем все ему выложить, если он еще пока не под следствием у нас?
— Не под следствием, правильно, но разве мы не можем пригласить его, скажем, на беседу? Помимо того, что это даст возможность откровенно сказать, что нам известно его настоящее лицо, у нас есть к нему и немало вопросов. Не так ли? Конечно, Случевск открыл глаза на многое, но на все ли? И все ли из того, что вскрылось, мы в состоянии подтвердить без помощи самого Бовина? Так, может, и поставить его лицом к лицу с теми фактами, которыми теперь располагаем?
— И что это даст?
— А то даст, что в этом случае ему придется волей-неволей помогать нам, объясняя выявленные факты. Разве не так?
— Так, так. И без беседы не обойтись, однако-то, — поддержал Чедуганов. — Вопросов к нему действительно много. И не только по Случевску. Когда я с Пожневым толковал, он все старался в сторону от Родионенко уйти, сильно старался, даже на фотографии пытался выдать его за другого своего земляка — за Николая Бойко. А почему? А потому, как теперь проясняется, что их связывает общая ниточка, и тянется она далеко за пределы Случевска. Давнее следствие ту ниточку упустило, и Пожнев теперь опасается, однако-то, как бы мы не вышли на Родионенко, а через него — на это темное пятно в их биографиях...
Судили-рядили добрых полдня, цейтнот, в котором непроизвольно оказались, подстегивал, все понимали: шаховать времени не остается, ход должен быть матовым.
Подводя черту, определились:
1. Выйти на прокурора области — просить:
а). Согласия на проведение с Бовиным беседы в стенах областного управления КГБ.
б). Рассмотрения вопроса о задержании Бовина в случае, если в ходе ее будут получены достаточно убедительные доказательства его преступной деятельности.
2. Связаться по ВЧ со следственным отделом КГБ СССР, просить:
а). Согласия на беседу с Бовиным.
б). Санкции на задержание Бовина сразу после беседы в случае, если в ходе ее будут получены достаточно убедительные доказательства его преступной деятельности.
Когда все обговорили, Овсянников спросил, поколебавшись:
— А... как мне-то: присутствовать на беседе или лучше не показываться ему?
— Почему не показываться? — не понял Голиков.
— Ну, он же узнает меня, вспомнит, как я приходил к нему домой с Меньшовым. Тогда назвался фотографом, а тут...
— И пусть узнаёт, теперь нет нужды прятаться. Больше того, я
- Обвиняемый — страх - Геннадий Падерин - Советская классическая проза
- Ратные подвиги простаков - Андрей Никитович Новиков - Советская классическая проза
- Гвардейцы Сталинграда идут на запад - Василий Чуйков - О войне
- Сквозь огненные штормы - Георгий Рогачевский - О войне
- И прочая, и прочая, и прочая - Александра Бруштейн - Советская классическая проза
- Суд идет! - Александра Бруштейн - Советская классическая проза
- ОГНИ НА РАВНИНЕ - СЁХЭЙ ООКА - О войне
- Особая группа НКВД - Сергей Богатко - О войне
- Рассказы о наших современниках - Виктор Авдеев - Советская классическая проза
- Пленник стойбища Оемпак - Владимир Христофоров - Советская классическая проза