Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как он? – только спросила она.
– Я приеду скоро, – вместо ответа сказала та.
«Ясно. Хочет один остаться», – про себя подумала Маша. Немка казалась растерянной.
– Приезжай. День у нас сегодня такой. Пусть только в машину тебя посадят. А то не хватает еще, чтобы тебя тоже похитили.
– Он же больной, – возразила Ута. Но вскоре все же приехала, только не одна, а с Володей.
Логинов действительно сперва желал одиночества, и вид Уты, хоть и расстроенной, но все равно крепкой, румяной, свободной, вызывал у него приливы стыда перед худенькой доверчивой Марией Феретти, которую он не смог сберечь. Нет, не постарался уберечь. Бросил. Он вспоминал, как объяснял ей в первую поездку – с кавказскими жителями надо быть осторожным и уважительным, но бояться их не надо, бояться надо голодных волков – контрактников, пьяных самовольщиков да омоновцев, ненавидящих все гражданское, мирное и тем более западное. Но услышав скупые слова сообщения, чувствовал Логинов, что попал Картье со спутницей на людей серьезных, не на дорожных грабителей. Может, и впрямь чеченцы? Верить не хотелось, и было совестно, будто это он, он во всем виноват.
Но когда Ута, видя тщетность своих усилий вывести Логинова из мрачного молчания и хождения по комнате, решила ехать, он понял, что не готов остаться один. Не Ута, нет, но кто-нибудь еще. Мелькнула, кольнула в сердце мысль, что, может быть, это старость впервые пробила крепким настойчивым клювом его толстую сосновую кору и теперь будет вот так помаленьку расширять для себя дупло. Где-то она там с самого рождения прячется внутри, что ли? Все слабинки выжидает? Когда Ута, прощаясь, спросила все же, не остаться ли ей, Логинов вдруг понял, с кем он хочет сейчас говорить – с Машей.
– Я с тобой поеду. Не могу сейчас дома!
Втроем просидели недолго. Немка, как ни боролась со сном, но все же не выдержала, купленная Логиновым водка окончательно свалила ее. А Маша оказалась крепка, сон ушел, так вот сидели и пили на кухне, и так вот, с кухни, она и ушла на работу, а Володя так и остался сидеть на табуретке, подперев голову крупными ладонями. Ему полегчало. Появилась программа действий, и чувство вины, отодвинувшись, ушло. Маша права, абсолютно права. Нет смысла думать о том, чего не можешь изменить. И надо менять то, на что повлиять в силах. «Мы в силах поменять», – так Маша сказала. Спасибо ей за это «мы». Человек. Приятное открытие – так раньше не замечал этого, казалось, умненькая пустышка. Хоть одно хорошее событие за ужасный день. Балашов как напророчил со своими фракталами. Так часто бывает, хорошего человека в беде только узнаешь.
За короткое, если соотнести с годами жизни, оставшимися за спиной, время этой ночи он передумал многое. Не столько передумал, сколько взглядом охватил, как в лес просветил фонариком. Всегда считал себя умным, знающим людей – где там! Как она это сказала? «Ты, Володя, желание жить без людей за знание людей принимаешь. Тебя, наверное, после твоего Афгана, с человеками надо было жить учить. Играть учить, капризничать. Фильмы военные совковые показывать о любви. Женскому тебя учить надо».
«Нет, – отвечал Логинов. – Жизнь-то вся эта ваша женская – не жизнь, а доля. Ее умом не то что понять, ее начать и кончить-то умом невозможно. Оплодотворить».
Как сказал такое, как увидел себя со стороны, и стало ему нехорошо по-похмельному – так вот вдруг въедет электричка под мост, и увидишь ты вместо неба, торфяного дымка и мелькающих телеграфных столбов лицо – а вроде и не лицо это вовсе, а призрак на тебя оттуда проглядывает. Нос, скулы, тенями глаза, пустые, а в них колкие блестки-лампочки электрички… Это не смерть. Это ты. Еще живой. И стекло прохладное…
Он еще спросил: «Не поздно еще? Учиться-то?» А она: «Не знаю поздно или не поздно. Давай проблемы решать. А там посмотришь сам».
Да верно, а то балашовщина какая-то в голове начинается. Стекло, дымки, лица… Фракталы, одно слово. Еще иное вспоминать будет. Слиться с природой, впитать лепесток лотоса. Кору пожевать. Распороть себе брюхо – это ль не истинное счастье? Выплыло из памяти насмешливое лицо мастера Коваля. Так, можно к нему обратиться, наверное, старые связи-то остались. Давно не звонил Ковалю, ох как давно. Может быть, совсем уже одряхлел мастер? Возраст тогда заметен, когда того встречаешь, с кем когда-то был близок, но годы не видел. Потому, наверное, говорят – с любимыми не расставайтесь. А то не дай бог потом как-нибудь повстречаешь.
Тьфу, балашовщина. Тьфу-тьфу. Как мудрый этот мышонок сформулировал: «Ты, Логинов, или навсегда теперь один будь, или только одной женщине отдайся. Иначе пропадешь. Потому что жить ты не обучен, а внутри у тебя, оказывается, мякоть». Жесткая. И умная. Сама не ведает, как она про него в самое сердце попала, в самую десятку.
Итак, Коваль. Выходит, и здесь Маша права – если чеченцы украли, то надо в ФСБ знакомых искать. Со знакомыми дело шибче пойдет, договорятся, система-то, говорят, отлаженная… Хуже, если ФСБ сама это дело закрутила, тогда осторожней двигаться надо. Но зачем? Зачем им это? Картье – не Бабицкий, и, более того, его инспекция только на руку федералам. Если вообще можно логически вычислить, что им и кому «им» там на руку.
Логинов дождался пробуждения Уты. Та сперва подивилась, оглядевшись кругом, потом вспомнила вчерашнее, быстро собралась в офис. Надо было звонить, много звонить.
– Увидимся вечером? – спросила она Володю, прощаясь с ним в метро и целуя в невыбритую щеку. Вышло непривычно.
– Созвонимся, – думая о своем, бросил он и поехал к Балашову. Балашов на его просьбу откликнулся сразу, обратился к своему «чеченцу» и теперь ждал Володю, чтобы вместе с ним отправиться на серьезный разговор.
Полковник Вася
Встречались не на дому – в последний момент, уже перед выездом к «чеченцу», тот сообщил по телефону, что его планы поменялись и пересечься им надо будет в «Джон Булл пабе» – туда к нему нужный очень человечек на минуту подскочит.
«Джон Булл» немало смутил Логинова. «Плохое начало», – сказал себе он вопреки привычке настраиваться заранее позитивно – но уж больно кусачим местечком слыл этот «Джон Булл», не по карману. И потом, почему надо сразу что-то менять?
- Какова цена наших поступков? - Елизавета Евгеньевна Королькова - Русская классическая проза
- Полное собрание рассказов - Владимир Владимирович Набоков - Зарубежная классика / Разное / Русская классическая проза
- Седой Кавказ - Канта Хамзатович Ибрагимов - Русская классическая проза
- Усмешка дьявола - Анастасия Квапель - Прочие любовные романы / Проза / Повести / Русская классическая проза
- Заметки о чаепитии и землетрясениях. Избранная проза - Леон Леонидович Богданов - Разное / Русская классическая проза
- Маленькие Трагедии - Александр Пушкин - Русская классическая проза
- Толераниум - Татьяна Андреевна Огородникова - Русская классическая проза
- Нить времен - Эльдар Саттаров - Прочая документальная литература / Историческая проза / История / Политика / Русская классическая проза
- Как быть съеденной - Мария Адельманн - Русская классическая проза / Триллер
- Тайный коридор - Андрей Венедиктович Воронцов - Русская классическая проза