Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этой турецкой палатке герцог хранил добытую случаем красавицу. Он, как истый вежливый кавалер, и притом расы, всегда отличавшейся уважением к женщинам, не дозволял себе в отношении к ней никаких вольностей и наотрез отказывал своим друзьям и товарникам, умолявшим показать им красавицу.
Ежедневно он заходил к ней по нескольку раз и очень радовался, видя, что она становится с каждым днём веселее и доверчивее к нему. Велико же было его удивление, когда, однажды, взойдя к ней, он услыхал из её уст краткое приветствие на французском языке.
— Bon soir le bien venu (Добрый вечер дорогой гость!), — сказала она ему, лукаво улыбаясь, и он не мог удержаться, чтобы не схватить её за руку и не поцеловать.
— Кто научил вас языку моей родины? — быстро спросил он. Княжна, очевидно, поняла вопрос, но вместо ответа показала на старого оруженосца и дядьку князя, мессира Франсуа, который, улыбаясь, стоял у входа.
— Как, Франсуа, это ты выучил княжну говорить? — сказал герцог.
— Никак не мог устоять перед просьбой такой удивительной красавицы, — отвечал старик, — только и труда ж нам было. Я ни слова по-ихнему, она ни — слова по нашему, да, благо, тут один из их нации маракует по-латински, у какого-то прелата учился. Ну вот, княжна скажет ему, он мне переведёт по-латыни; ну, а я, по милости Создателя, тоже по-латыни разбираю, вот и сговорились. Да вы только дайте нам срок, мы с княжной скоро совсем по-французски заговорим, уж такая-то понятливая да терпеливая, что и не видывал, а ещё говорят, что литовцы — сарацины. О, благородный господин, не верьте немцам, сами они сарацины, даже хуже сарацинов! Тьфу!
Герцог с удивлением слушал своего старого слугу и, отчасти, ментора. Он знал, что старый Франсуа привязан к нему как к родному сыну, и если он хвалит чужеземку, значит она действительно достойна похвалы.
Нечаянно герцог снова взглянул на княжну Вендану, она тоже смотрела на него, и взгляд, который встретил его взгляд, заставил затрепетать его сердце! Действительно, княжна была волшебницей.
Один этот взгляд решил судьбу обоих. Хотя ни тот, ни другая ни слова больше не сказали друг с другом, но с этого мгновенья какая-то незримая связь установилась между их сердцами, и молодой герцог сразу почувствовал, что в нём шевельнулось новое, ещё не испытанное чувство.
А день, назначенный для турнира, приближался.
Во всех концах лагеря и на громадном лугу, примыкавшем к нему, ежедневно производились пробы коней и оружия. Все местные мариенбургские оружейники были завалены заказами: тому надо было исправить помявшийся в дороге шлем, тому — отполировать щит, тому — подогнать панцирь и наколенники.
Коней тренировали без устали, зная, что очень часто, если не всегда, на турнирах успех имеют только бойцы, имеющие лучше подготовленных коней.
Герцогу Валуа, уже не раз бывавшему на рыцарских турнирах во Франции и в Италии, были прекрасно известны все те мелкие уловки, к которым прибегают рыцари, не рассчитывающие на одни свои силы. Но он мало заботился об этом: его верный нормандский конь Пегас мог с успехом выдержать конкуренцию со всеми конями орденских рыцарей, а между конями рыцарских гостей только Султан, конь английского графа Рочестера, мог с ним соперничать.
Но и граф Брауншвейг, который внутренне решил так или эдак отомстить герцогу, не зевал. Он давно уже, почти с самого дня своего громадного проигрыша стал подыскивать для себя боевого коня, чтобы не осрамиться на турнире и, если будет можно, отомстить счастливцу поражением на состязании.
Но увы! У некоторых рыцарей хотя и были боевые кони, вполне пригодные для турнира, и они охотно соглашались ссудить ими своего товарища, тем более, что они составляли номинально собственность ордена, а не их личную, но всё это были тяжеловесные немецкие лошади и не могли стать в параллель дивному Пегасу французского герцога.
Наличных денег у графа Брауншвейга не оставалось больше. Даже земля в Лотарингии, на которую он всегда ссылался, была в залоге у герцога, а его кредит был совсем подорван даже у жидов, которые, как всегда, теснились в одном из самых грязных форштадтов Мариенбурга.
Он обещал громадные проценты — с тем, чтобы только иметь возможность добыть хорошего коня, которого ему рекомендовал один из кнехтов.
Действительно, чудный вороной конь, принадлежавший одному из владетельных князей Поморья Рудольфу Силезскому, смело мог идти на состязание с конём герцога, но, во-первых, за ним надо было послать за 10 миль, в замок князя, а во-вторых, князь, по случаю преклонного возраста, хотя и не собиравшийся в поход, не хотел расстаться с боевым конём за низкую цену. Да и то делал это ввиду задолженности своих земель и невозможности внести иначе свою лепту в казну ордена для военных целей.
Многие рыцари, и между ними сам великий маршал ордена Генрих Валленрод, давно уже точили зубы на это благородное животное, и готовы были дать за него большую сумму, зная, что в предстоящих походах подобный конь неоценим. Но агенты графа Брауншвейга повели дело так ловко, что успели сторговать коня для своего господина за триста ефимков — чудовищную сумму для того времени.
Получив известие об этой покупке, граф и обрадовался, и испугался в одно и то же время. У него не было этой суммы, и он даже не знал, откуда может добыть ее. Последняя попытка занять где бы то ни было триста ефимков была потеряна. Жиды предлагали под второй заклад лотарингской земли всего полтораста ефимков на один год с тем, чтобы или рыцарь платил им двести, или земля переходит в их собственность, с залогом герцогу.
Граф соглашался на всё. Добыть остальные 150 ефимков теперь стало его единственной мечтой. Он послал гонца в Штейнгаузен к графу, своему брату, но тот лаконично отвечал ему, что, как рыцарь-монах, он не имеет никакой собственности, и советовал брату поступать также.
— Лицемер! — воскликнул
- Государи московские. Книги 1-5 - Дмитрий Михайлович Балашов - Историческая проза
- Людовик XIV, или Комедия жизни - Альберт-Эмиль Брахфогель - Историческая проза
- За Русью Русь - Ким Балков - Историческая проза
- Это безумие - Теодор Драйзер - Классическая проза / Разное
- Иван III - государь всея Руси (Книги первая, вторая, третья) - Валерий Язвицкий - Историческая проза
- Вольное царство. Государь всея Руси - Валерий Язвицкий - Историческая проза
- Лихие лета Ойкумены - Дмитрий Мищенко - Историческая проза
- На волжских берегах. Последний акт русской смуты - Петр Дубенко - Историческая проза
- Белгравия - Джулиан Феллоуз - Историческая проза
- Миртала - Элиза Ожешко - Историческая проза