Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раиса поняла, к чему дело, кивнула молча. Только тут она сообразила, что не только ей, но и Алексею Петровичу эта служба считай что внове. Женщинами — да были б женщины, девчонки еще! — он вряд ли прежде командовал. Тоже трудно. Парня если что и ругнуть можно, а тут? Чуть прикрикнешь, в слезы, как Мухина нынче. Хотя, когда про перевязки объяснял, похвалил даже. Сразу расцвела, приободрилась. Хорошая помощница из нее получилась бы на гражданке. В Белых Берегах Раиса бы за полгодика ее так натаскала, что загляденье бы вышло. А здесь, да за каких-то три недели… Мало времени, как ни крути, мало.
Командир оказался прав. Раиса для девчат стала кем-то вроде учительницы, к которой скорее с расспросами пойдешь, чем к строгому директору школы. Не раз, не два вспоминала она, как вожатой в пионерском лагере была. Больше всего их подразделение походило именно на него. Да и по званию Раису звали только на занятиях. С товарища старшего сержанта девчата ее быстро «повысили» до тети Раи.
Звали, понятно, за глаза, но она как-то услыхала, как та же Наташа Мухина говорит подруге: «А что непонятно будет, вон, у тети Раи спроси!» Посмеялась про себя: ну, с повышением тебя, Раиса Ивановна. Какие тебе “кубики”, вот твое настоящее звание! Три десятка считай наберется… племянниц. Хотя как им еще ее звать-то? Тут самой старшей едва девятнадцать исполнилось. А Раисе зимой полных тридцать стукнет. Стало быть, тетя так тетя.
* * *
Следующее утро началось с часового марша, причем командир нес такую же полную выкладку, как все, а каждые пять минут пропускал отряд мимо себя и снова выходил в голову бегом.
В тот день были первые стрельбы. После марша, чтобы без поблажек. Карабины, правда, имелись в количестве один на трех человек, но и из этого командир извлек пользу. Кто хуже всех в тройке отстреляется, той и чистить!
Показал, как устанавливать прицел, как целиться, Раисе, которой опять выпало с наганом ходить, напомнил, чтобы самовзводом не стреляла — меткость падает у непривычного человека. Но со стрельбой заладилось не у всех.
— Саенко! Отставить! — будто бы и не кричал командир нарочно, но голос такой, что все оружие опустили, не только Верочка.
— Что вы делаете?! У вас, что, аркебуза? Куда вы приклад под мышку суете?
— Ой…
- “Ой” был бы, если б вы выстрелили! И было бы у нас практическое занятие “иммобилизация перелома ключицы”. Ну, или ребра, куда прилетело бы. По санподготовке у вас “отлично” будет, это еще вчера было ясно. Но стрелять и перевязывать санитар должен уметь одинаково хорошо. Плотнее приклад к плечу, плотнее. Это важно. С вашим весом — особенно. Все равно будет больно и синяк, но хоть не сломаетесь.
После таких объяснений дело будто бы лучше пошло. Во всяком случае, никто себе отдачей ничего не повредил. Этого, на взгляд Раисы, для первого раза было и довольно. Иные бойцы весят не многим более своей винтовки.
— Оружие разрядить и проверить! — скомандовал Огнев, — К мишеням.
Саенко отстрелялась неожиданно для Раисы кучно, хотя и не очень метко, и ойкала после каждого выстрела.
— Главное кучность, а меткость подтянем, — сказал командир, — и причин сомневаться не было. И внезапно, разбирая очередной результат: 8, 2, остальные не в мишени, что-то у красноармейца Мухиной руки не под карабин заточены, он вдруг замолчал, прислушался с озабоченным лицом…
— Каски надеть! Воздух!
И впрямь, висевшее где-то на заднем плане гудение самолета приблизилось, а через секунду после команды воздух разорвал так нехорошо знакомый Раисе свист. Все попадали, как учили и отрабатывали уже не раз, одна Мухина стояла, разинув рот, пока командир не повалил ее на землю, накрыв собой.
Звук падающих бомб ввинчивался в уши, казалось, они летят прямо в середину группы. Грохнуло, земля вздрогнула, и тут только Раиса сообразила, что легли разрывы в доброй сотне метров от них. Скорее всего, немцы просто высыпали бомбы, чтоб домой не тащить, ничего толком не разглядев в плотной облачности. И обошлась первая встреча с противником для отряда легким испугом да одной царапиной.
Ранение обнаружилось по команде "каски снять" — из своей каски Алексей Петрович вытряхнул осколок, по привычке провел рукой по затылку и поморщился. Попросил Раису глянуть: "По ощущениям, там кожа чуток сорвана".
На вид действительно оказалась царапина. Чертова крохотная царапина, еще меньше, чем…
— Совсем чуть-чуть, товарищ Огнев. Рана… — и тут у Раисы голос-то и отнялся. На попытке сказать про малую зону.
— Только не говорите про малую зону повреждения, — сказал командир строго, почти ворчливо. — К огнестрельным ранам этот термин неприменим и больше путает врача, чем помогает! Скажите, одиночная царапина?
— Да. Кажется, да.
— Никогда не говорите “кажется”, у вас не галлюцинации. Говорите: “вижу — одиночную”. Значит, повода срочно искать рентген, да сильный, да с хорошим рентгенологом — нет.
— Да, вижу одиночную. А… разрешите обратиться?
— Обращайтесь
— Зачем сильный рентген?
— Маленький осколок может наделать больших дел.
“Ой, может!” У Раисы екнуло сердце. На секунду представилось лицо Алексея Петровича, без улыбки, с погасшими глазами и желтой кожей…
“Ох, хорошо, он не смотрит сейчас на меня, — подумала она, — Решил бы, что паникерша какая…”
— А увидеть его, — спокойно продолжал Огнев, не оборачиваясь, — способен зачастую только очень опытный специалист, и на аппарате, позволяющем достаточное разрешение. Вы перекисью-то протрите, а то, наверное, не видно ничего из-за крови. Так вот, осколок внутри черепа, если что, даже увидеть трудно, а уж пытаться вынуть, рядом с мозжечком, да зрительными центрами, да затылочным отверстием… Не уверен, что во всем оборонительном районе есть такой нейрохирург, к которому с этим идти безопаснее, чем на месте застрелиться. Ну, пока нет никаких оснований полагать, что здесь именно такой случай.
Но несмотря на спокойный тон товарища профессора, это “если что” до самого вечера сидело у Раисы, как осколок под собственным сердцем. Кололо на каждом вдохе. Видела она уже такое, “с малой зоной повреждения”, а внутри-то кровит, и не остановишь… Мозжечок — смерть немедленно. Спинной мозг, уходящий в затылочное отверстие — тоже. А зрительная зона — слепота. Неизлечимая.
“Типун вам на язык, честное слово!" — это все, что могла она сказать, и то про себя. А сделать не могла и вовсе ничего, только бояться. До самого вечера, до команды “Оружие почистить!”
Как чистят наган, Раиса, конечно, уже видела. И даже читала инструкцию. Самой
- Аспазия - Автор неизвестен - Историческая проза
- Осенний август - Светлана Нина - Историческая проза / О войне / Русская классическая проза
- Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1930–1940-е годы - Георгий Андреевский - Историческая проза
- Легковерие и хитрость - Николай Брусилов - Повести
- Священный Цветок. Суд фараонов - Генри Хаггард - Проза
- Грозная птица галка - Игорь Гергенрёдер - Историческая проза
- Яркий закат Речи Посполитой: Ян Собеский, Август Сильный, Станислав Лещинский - Людмила Ивонина - Биографии и Мемуары / Историческая проза
- ППГ-2266 или Записки полевого хирурга - Николай Амосов - Историческая проза
- Витебск и евреи. История, Холокост, наши дни - Маргарита Акулич - Историческая проза
- Рождение богов (Тутанкамон на Крите) - Дмитрий Мережковский - Историческая проза