Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Марфушу непременно привезите! – крикнул Федька напоследок на всё поле. – Матушка!!! Слышишь? Марфушу!!!
Петькин голос звонко долетел до них, немного спустя.
Петька тоже горевал вовсю и досадовал, но по другой причине, вестимо.
Похолодало в ночи. А так желалось ещё тепла…
Государево помещение протопили от сырости, устлали коврами и шерстяными ткаными покрывалами, которые пахли чисто, но сильно, шерстью… Было много восковых свежих поставцов, и государеву постель, что с собою они из Слободы всюду везли, он проверял сегодня тоже сам. Не знал, что может найти, но всякое подозрительное могло быть порчею или иным вредительством, и тогда последует тревога, чтобы уберечь Его. Ни волоска чуждого, ни пылинки инородной быть не должно… Ведь нет ничего драгоценнее государева доверия к нему. Нет ничего страшнее утратить оное. Особенно, по недогляду, небрежению.
Федька наскоро ополоснулся с помощью стремянного, переоделся в чистые домашние шелка, в мягкие сапожки на белом войлоке.
Была быстрая трапеза средь самых ближних. Была вкуснейшая свежая рыбка из Негри, сегодня дозволенная (щучка, плотва да окуньки), да хлеб ржаной, да пирожки с постною начинкой, да овсяный кисель. Все с вожделением ждали завтра, когда к царскому столу подадут первые в этом году зелёные щи, те, что и в каждом дому ожидаются с нетерпением с приходом Мавры-Рассадницы366, приправленные уж по-праздничному, насколько кому хватало достатку, и так почитаемые государем. За полночь далеко разошлись спать, все – тут же, рядом с царской опочивальней, по сеням и лавкам палаты смежной.
Федька поправил длинный валик атласного алого шёлку, наполненный сухими травами и душистыми цветами, которые Иоанн сам одобрил, под подушками держа для успокоения и сна, втянул чутко ноздрями благовоние такого же травяного целебного тюфяка бумажного, под перину подложенного.
Здесь, на краю земли, думать иначе, чем о любви и мире, было невозможно. Не хотелось.
Как тогда, знойным февралём, желалось ему не просто тепла – огня, жара полуденного, запредельного времени, в коем и пчёлы даже отдыхают, а людям требуется летать под небесами и ощущать радость Божию, как она есть тут, на земле…
– Сеня! – позвал он тихо, принюхиваясь к чуть подогретому белью, принесённому спальниками и тщательно застилаемому перед очами кравчего. Уверясь и тут в порядке и безопасности, и вздыхая устало, обернулся к бесшумно вошедшему Сеньке.
– Слушаю, Фёдор Алексеич.
– Карамор нету, вроде… Воззожги, на всякий… – он кивнул на медную плошечку, куда заведомо насыпал сам полыни и можжевеловых игл, и дамок от воскурения оных должен был прогнать всех кровососов, и нечисть вредную. На другой полке под красный угол поставил небольшую чашку с отваром гвоздики душистой с лавровым листом. Заструился приятный вкусный дух, слегка нездешний. – Да ступай, ложись.
Государь же, по возвращении от обихода в мыльне тутошней, переоблачённый спальниками ко сну, принял из рук его мятное клюквенное питьё, и возлёг, в покое, наконец. Тут же, загородив своей лавкой дверь для пущей сторожности, улёгся
- Не считай шаги, путник! Вып.2 - Имант Янович Зиедонис - Русская классическая проза
- Аспазия - Автор неизвестен - Историческая проза
- Прозрение Аполлона - Владимир Кораблинов - Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Впрок - Андрей Платонов - Русская классическая проза
- Звезда моя единственная - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Двадцать пять на двадцать пять - Владимир Солоухин - Русская классическая проза
- Перевёрнутая чаша. Рассказы - Галина Константинова - Русская классическая проза
- Любовь и разлука. Опальная невеста - Сергей Степанов - Исторические любовные романы
- Гриша Горбачев - Иероним Ясинский - Русская классическая проза