Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Tant’ e gentil che, quand’ eo penso bene,
l’anima sento per lo cor tremare <...>
Quando ’l pensier mi ven ch’i’ voglia dire
a gentil core de la sua vertute,
i’ trovo me di si poca salute,
ch’i’ non ardisco di star nel pensero
(«Так благородна она, что, когда внимательно думаю об этом, / Я чувствую, как душа трепещет в сердце <...> Когда мысль приходит мне о том, что я желаю говорить / благородному сердцу о ее достоинстве, / я нахожу, что во мне так мало здоровья, / что я не смею продолжить эту мысль» («Io non pensava che lo cor giammai» — Cavalcanti. P. 32–33)). В «Новой жизни», благородство и благовоспитанность Беатриче подчеркиваются постоянным эпитетом «gentilissima» (другой вариант: «nobilissima» (гл. XXII); ср. также «Primavera gentile» (гл. XXIV)); она характеризуется «la sua ineffabile cortesia» («своей несказанной куртуазностью»), и т. д. Стр. 28–51 — «рыцарская история», рассказанная (или придуманная) Кавальканти, представляет собой своеобразную вариацию на восходящий к «Метаморфозам» Овидия миф о Пигмалионе — с теми существенными различиями, что, во-первых, герой «художественного произведения» поэта Кавальканти — не художник, влюбляющийся в свое собственное творение, а лишь синьор, «рыцарь», заказывающий у знаменитого художника «дивную статую» уже избранной им дамы; во-вторых, что статуя оживляется не полностью, а лишь протягивает руку. Тем самым любовный сюжет не получает канонически ожидаемого исхода, а многозначительно завершается лишь «недовоплотившейся» надеждой. (В истолковании Д. С. Грачевой: «Статуя остается статуей, однако меняется, потому что несет в себе память о чувстве: великая любовь не может пройти бесследно» (Грачева I. С. 143)). Заключительную часть короткого повествования Кавальканти можно сравнить со своеобразной трактовкой этого мифологического мотива в «Итальянской новелле» Д. С. Мережковского «Любовь сильнее смерти». Главному мужскому персонажу Мережковского, художнику Антонине, почти что удается вдохнуть жизнь в изваяние своей возлюбленной Джиневры («опущенные веки готовы были вздрогнуть», и т. д.), когда, в конце рассказа, сама Джиневра — не умершая, как всеми предполагалось — приходит к нему живая. Предпоследний абзац новеллы заканчивается словами, в которых в мифический сюжет Пигмалиона вплетается явная реминисценция латинского «Incipit vita nova» («начинается новая жизнь») из знаменитого первого предложения «Новой жизни» Данте: «Когда Антонино наклонился, обнял и поцеловал ее в губы, ей казалось, что солнце воскрешает ее, дает ей новую бессмертную жизнь» (цит. по: Мережковский Д. С. Собрание сочинений. В 4 т. М., 1990. Т. 4. С. 383; ср. у Гумилева: «И когда он припал к ней губами, лучезарная радость прозвенела в самых дальних коридорах его сердца, и он встал, сильный, смелый, и готовый для новой жизни»). Главная мысль произведения Мережковского, непосредственно выраженная в последних словах Джиневры — «Благословенна да будет смерть, которая научила нас любить, благословенна да будет любовь, которая сильнее смерти» — также любопытно сопоставима с «третьей новеллой»
- Собрание сочинений в 14 томах. Том 5 - Джек Лондон - Классическая проза
- Джек Лондон. Собрание сочинений в 14 томах. Том 5 - Lit-classic.com - Классическая проза
- Белая трава. (Рассказы) - Владимир Солоухин - Классическая проза
- Собрание сочинений в десяти томах. Том 1 - Алексей Толстой - Классическая проза
- Собрание сочинений в пяти томах - Михаил Афанасьевич Булгаков - Драматургия / Классическая проза
- Собрание сочинений в десяти томах. Том седьмой. Годы учения Вильгельма Мейстера - Иоганн Гете - Классическая проза
- Эмма - Шарлотта Бронте - Классическая проза
- Джек Лондон. Собрание сочинений в 14 томах. Том 7 - Джек Лондон - Классическая проза
- Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том 6. - Иван Гончаров - Классическая проза
- Море изобилия. Тетралогия - Юкио Мисима - Классическая проза