Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этого представления дожу, по-видимому, было вполне достаточно, и он, обратив на мистера Мелвилла свои темные глаза, в которых, казалось, усилилась настороженность, объявил, что имеет честь быть к услугам мистера Мелвилла.
— Возможно, по этикету мне не полагалось бы принимать частным образом джентльмена, прибывшего в Венецию в качестве чрезвычайного посланника. Однако оправданием мне послужит просьба моего друга графа Пиццамано, да и обстановка ныне беспорядочная и тревожная. События последнего времени просто озадачивают. Прошу вас, присаживайтесь, и давайте побеседуем.
Марк-Антуан спокойным и внушительным тоном изложил мнение Уильяма Питта относительно французской угрозы, нависшей над всей Европой, и о необходимости в интересах всей человеческой цивилизации, не откладывая, объединиться против общего врага. Те же, кто уклоняется от вступления в созданную коалицию, не сознают, что их интересы совпадают с интересами Англии, Австрии и других государств. И прежде всего это касается Светлейшей республики, чьей безопасности угрожает французская армия, находящаяся у самых ее границ. Если до сих пор неучастие Венеции в военном блоке могло объясняться надеждой на то, что объединенные силы Австрии и Пьемонта вполне способны защитить Италию, то теперь эта надежда рухнула. Пьемонтское войско разбито, Савойя подчинилась Франции. Недавний якобинский переворот, происшедший при поддержке Франции в Модене и Реджио и приведший к образованию Циспаданской республики с ее анархистским правлением под знаменами Свободы, Равенства и Братства, может служить предупредительным сигналом для его светлости.
Тут его светлость прервал Марк-Антуана, подняв пухлую руку:
— То, что произошло в Модене, не повторится в Венеции. Там население было настроено против власти иноземного деспота и потому созрело для восстания. В Венеции же правят местные патриции, и народ вполне удовлетворен правительством.
Марк-Антуан спросил напрямик:
— Но служит ли лояльность народа Венеции достаточной гарантией того, что ее границы не будут нарушены?
— Конечно не служит, сэр. Гарантией служит то, что французская Директория настроена по отношению к нам дружески. Франция ведет войну с Австрией, а не с Италией. Только на прошлой неделе месье Лаллеман обратился от имени генерала Бонапарта к Совету десяти с просьбой уточнить наземные границы Венецианской республики, дабы Франция не нарушила их по неведению. Это никак не подтверждает опасений, высказанных мистером Питтом относительно нашего положения, — заключил дож с таким видом, словно объявил противнику шах и мат.
— Такое впечатление создается потому, что французы тщательно создают видимость дружественности и обманывают вас до тех пор, пока не будут готовы осуществить захватнические планы.
— Это всего лишь ничем не подтвержденное мнение, — бросил дож раздраженно.
— Ваша светлость, это факт, и его подтверждение по счастливой случайности попало ко мне в руки, так что я могу представить его вам.
С этими словами он достал письмо Барраса Лебелю, развернул его и протянул дожу.
Некоторое время тишина нарушалась лишь тяжелым дыханием Лодовико Манина и шуршанием документа в его дрожащей руке. Наконец с ошеломленным и подавленным видом дож отложил письмо.
— Это подлинный документ? — спросил он осипшим голосом.
Хотя вопрос был совершенно излишним, Марк-Антуан заверил дожа, что это не подделка.
— Но в таком случае… — растерянно начал дож.
Марк-Антуан высказался без околичностей:
— То, что три месяца назад еще можно было рассматривать как любезную уступку со стороны Светлейшей республики, теперь стало суровой необходимостью, и если республика не предпримет этот шаг, то будет стерта с лица земли.
Дож, дрожа, поднялся на ноги.
— Боже всемогущий! Что за идея?! Что за слова вы выбираете!
— Эти слова точно передают сложившуюся обстановку, — вступил в разговор граф. — Нельзя затемнять истину. Мы должны ясно понимать свое положение. Нужно вооружиться и выступить вместе с Австрией против общего врага.
— Вооружиться? — Дож в ужасе воззрился на него. — Да вы представляете, во сколько это нам обойдется? — Манин наконец вышел из состояния сонливой апатии. Он, возможно, принадлежал к самым богатым венецианцам — да и избранием на пост был обязан прежде всего своему состоянию, — но был также и известным скрягой. — Святая Мадонна! — бушевал он. — Каким образом мы оплатим расходы на вооружение?
— Расходы в любом случае будут меньше, чем дань, которой Бонапарт обложит Венецию в случае ее захвата, — ответил Марк-Антуан.
— Бонапарт? Вы говорите так, словно Бонапарт уже вторгся к нам.
— Он у самых ворот, ваша светлость.
— И поскольку вам теперь известны его истинные намерения, вы не можете рассчитывать на то, что он будет терпеливо стоять на пороге с протянутой шляпой, — бросил граф.
— Но существует же Империя! — яростно спорил дож. — Если бы даже армия Больё[1184] была полностью уничтожена, это не опустошило бы казну Империи. Австрия уже потеряла Бельгию. Она не может позволить себе потерять таким же образом Италию.
— Да, но Бельгию-то она потеряла, несмотря на всю свою мощь, — возразил Марк-Антуан с убийственным хладнокровием.
Граф, движимый своим неукротимым патриотизмом, возмущенно воскликнул:
— Неужели мы пали так низко, что должны искать кого-то на стороне, чтобы он сражался за нас, пока мы будем стоять сложа руки? Это могут позволить себе только женщины, ваша светлость, но никак не мужчины.
— Австрия сражается за себя, а не за нас.
Дож спорил уже из чистого упрямства, и возмущение графа нарастало.
— Мы будем извлекать пользу из того, что Австрия проливает кровь своих подданных и тратит средства, а сами не ударим палец о палец? Вы это предлагаете? Совет пойдет на это?
Разгневанный и расстроенный дож отвернулся от них и побрел, трясясь и сутулясь, к окну. Марк-Антуан обратился к его широкой согбенной спине:
— Разрешите, ваша светлость, заметить, что более важной, чем эти абстрактные рассуждения, является угроза того, что, выжидая, пока Австрия будет наращивать мощь, Венеция окажется под властью завоевателя. И сможет ли она тогда, не сделав ничего ни для Австрии, ни для самой себя, обратиться к Австрии за помощью?
После затянувшейся паузы Манин повернулся к ним и сел на свое место. Он был мрачен, но сумел совладать с собой.
— Господа, благодарю вас. Мы втроем ничего не решим. Этот вопрос должен рассматривать Совет. Я безотлагательно созову его. — Он устало вытер ладонью пот со лба и добавил, глядя на них: — А теперь прошу меня простить… Все это глубоко, очень глубоко потрясло меня.
В гондоле граф угрюмо заметил:
— Я всегда говорил, что это был черный день для Венеции, когда она избрала дожем фриулийца. Вы его видели. Он будет молиться, будет жечь свечи и служить мессы, но не объявит рекрутского набора и не станет вооружать армию. И будет вечно полагаться на помощь извне — из Австрии или с самих небес. Но еще остались венецианцы вроде Франческо Пезаро, который с самого
- Рыцарь Таверны - Рафаэль Сабатини - Исторические приключения
- Фаворит короля - Рафаэль Сабатини - Исторические приключения
- ЛЮБОВЬ И ОРУЖИЕ - Рафаэль Сабатини - Исторические приключения
- Жизнь и приключения Робинзона Крузо - Даниэль Дефо - Классическая проза
- Побег стрелка Шарпа (Спасение стрелка Шарпа) - Бернард Корнуэлл - Исторические приключения
- Тайны острова Пасхи - Андрэ Арманди - Исторические приключения
- Флибустьер времени. «Сарынь на кичку!» - Анатолий Спесивцев - Исторические приключения
- Бакалавр-циркач - Жюль Валлес - Классическая проза
- Весь Гоголь Николай в одном томе - Николай Васильевич Гоголь - Классическая проза / Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Флибустьер - Геннадий Борчанинов - Исторические приключения / Попаданцы / Периодические издания