Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На особую роль поэмы в творчестве Гумилева указывает Е. Томпсон, выделяя мифологему «пути» в гумилевских произведениях разных лет и связывая ее с евангельской притчей: гумилевский герой, по мнению исследовательницы, осуществляет в своем духовном развитии «миф вечного возвращения» — от бунта против Бога к новому воссоединению с Ним, через преодоление возникающего в душе анархического «хаоса», ведущего к вседозволенности и опустошению (см.: Thompson E. Some Structural Patterns in the Poetry of Nikolaj Gumilev // Die Welt der Slawen. 1974. № 5. P. 337–348). Развивая идеи Е. Томпсон, В. В. Десятов конкретизировал выделенные «этапы» пути гумилевского героя, обозначив ряд биографических коллизий, которые могли для Гумилева служить эмблемами «антипатерналистского бунта» (отношения поэта с С. Я. Гумилевым, И. Ф. Анненским, В. Я. Брюсовым и Вяч. И. Ивановым) и указав на борьбу между «христианством и ницшеанством» как идеологическую основу гумилевской сотериологической проблематики (см.: Десятов В. В. «Блудный сын», проводник в интегральный мир Николая Гумилева // «Вечные» сюжеты русской литературы: «Блудный сын» и другие. Сб. научных трудов. Новосибирск, 1996. С. 114–122). Любопытные наблюдения относительно интертекстуальных связей поэмы Гумилева сделал С. Шварцбанд: во-первых, четырехчастную композицию «Блудного сына» он соотносит с четырьмя лубочными картинами на ту же тему, описанными Пушкиным в «Станционном смотрителе»; во-вторых, он выявляет скрытую полемичность по отношению к гумилевской поэме в поэме Блока «Соловьиный сад» (1915) (см.: Schwarzband S. Aleksandr Blok and Nikolaj Gumilev // Slavic and East European Journal. 1988. Vol. 32. P. 380–388).
В поэме Гумилева имеются значительные расхождения с библейским источником (см.: Лк. 15:11–24). По многим деталям, внесенным Гумилевым в сюжет евангельской притчи, можно судить о том, что поэма имеет автобиографический подтекст: конфликт поэта с завсегдатаями «башни» Вяч. Иванова и, прежде всего, с самим Ивановым.
Ст. 11–12. — Смысл сопоставлений состоит в том, что сила и кротость обладают в христианстве равной ценностью: кроткому Иоанну Иисус не отдавал первенство перед импульсивным, решительным Петром и именно Петру вручил ключи Царства Небесного (Мф. 16:19); в сне пророка Даниила овен (у Гумилева — агнец), наряду со львом, символизирует агрессивные, разрушительные силы (Дан. 7:4 и 8:3). Ст. 22. — Тибр — река в Италии, на которой стоит Рим. Галера — римское парусное и весельное судно. Ст. 23–24. — Сидон, Тир — финикийские города-государства, неоднократно упоминаемые в Ветхом Завете. Смирна — см. комментарий к № 4. Ст. 26–28. — В дальнейшем контексте поэмы данные стихи могут расцениваться как намек на жизнь «башни»: Рим уподобляется Петербургу (веселая столица), а «башенные» посетители, как известно, обладали «античными» прозвищами, в частности, Петронием именовался здесь В. Ф. Нувель. Ст. 28. — Salve, amici — приветствую вас, друзья (лат.). Ст. 34. — Возможно, намек на классическое образование Вяч. Иванова: в 1886–1893 гг. он изучал античную историю и филологию в Берлине у Т. Моммзена, в литературных кругах Петербурга славился глубочайшим знанием мифологии и философии античности. Ст. 40. — Несомненный «автопортрет» Гумилева, ср.: «Он некрасив. Узкий и длинный череп (его можно видеть у Веласкеза, на портретах Карлов и Филиппов испанских), безжалостный лоб, неправильные пасмурные
- Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 1. Стихотворения. Поэмы (1902–1910) - Николай Степанович Гумилев - Поэзия
- Стихи - Мария Петровых - Поэзия
- Полное собрание стихотворений под ред. Фридмана - Константин Батюшков - Поэзия
- Русь Святая - Владимир Волков - Поэзия
- Радость и грусть бытия - Людмила Кулагина - Поэзия
- Остановка в пустыне - Иосиф Бродский - Поэзия
- Баллада о Земле - Вадим Максимов - Поэзия
- Том 4. Поэмы, сказки - Александр Сергеевич Пушкин - Поэзия
- Том 1. Стихотворения, поэмы, статьи 1912-1917 - Владимир Маяковский - Поэзия
- Баллада Рэдингской тюрьмы - Оскар Уайлд - Поэзия