Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Набег был из легких и весьма прибыльный, но сопровождался перед самым концом двумя весьма неприятными эпизодами. Незадолго перед выступлением обратно возник спор из-за ничтожного повода между одним беглецом и «лицемером». Тот и другой позвали на помощь своих земляков; с большим трудом разняли спорящих, и мир был восстановлен благодаря вмешательству некоторых более благоразумных. Но при этом обе стороны обменялись ругательствами; особенно Абдулла ибн Убайя произнес такие угрозы, что Мухаммед не мог пропустить этого безнаказанно. Оскорбитель побоялся открытого разрыва, поэтому он стал отрекаться от своих собственных слов и старался придать им безобидное значение. Но добрые обоюдные отношения от этого нисколько не улучшились. В 63-й суре встречаются резкие нарекания, которыми Мухаммед вскоре затем осыпал «лицемеров». Поводом к другой истории послужили домашние отношения пророка; она произвела неприятное впечатление, многим досадила и имела немаловажное влияние на позднейшее развитие ислама. Так как едва ли могла быть речь о какой-либо опасности во время похода, пророк взял с собой двух жен: Умм-Саламу и Айшу. Последняя всегда, с самого начала, была его любимицей. Едва достигши 14-летнего возраста, умела она своим веселым обхождением рассеивать тучи на челе стареющего, часто удрученного заботами пророка; и позднее эта неоспоримо рассудительная женщина сохранила свое влияние на мужа до конца его жизни. Раз вечером, на обратном пути, войско остановилось невдалеке от Медины; но еще до рассвета, ранее, чем ожидали, вдруг раздался приказ подыматься. Между тем Айша только что ушла искать ожерелье из южноарабских раковин, которое она потеряла незадолго перед тем, гуляя в окрестностях. Свою вещь она нашла, но, когда вернулась, войска уже не было; ушел и верблюд, в замкнутом паланкине которого предполагали ее спящею. Ничего не оставалось ей более, как переждать на месте. Вскоре действительно проехал один отсталый, Сафван ибн аль-Муаттал; он узнал ее, посадил к себе на верблюда и привез в Медину. Запоздалое появление супруги пророка вместе с молодым человеком обратило всеобщее внимание и подало повод к разного рода злостным сплетням. Мало-помалу некоторые из них дошли до Мухаммеда. Вскоре Айша заметила, к великой обиде, что пророк, отличавший ее прежде от других жен, всячески избегает ее и перестал наконец даже обращать на нее внимание. При продолжении таких отношений, когда оскорбительные пересуды стали доходить до нее, бедняжка заболела и стала наконец просить дозволения отправиться к отцу своему, Абу Бекру. Это было ей разрешено, но, так как возвращение в отческий дом считалось обыкновенно знаком расторжения брака, злые языки заговорили еще громче, хором. Среди окружающих пророка возвысили голос не только злокозненные «лицемеры», но и сплетники обоего пола; особенно отличался этим придворный поэт Мухаммеда, Хассан ибн Сабит. Пророк держал его возле себя для того, чтобы он отвечал за него на сатиры, распускаемые в Медине, Мекке и других местах, в соответственно задорном стиле. Это был человек даровитый, но бесхарактерный, нечто вроде официозного журналиста новейшего типа, но в самом дурном значении этого слова. Зло все росло и росло. Мухаммед был вынужден серьезно посоветоваться со своими приближенными. Мнения разделились. Али с жаром посоветовал объявить расторжение брака с подозрительной супругой; другие были обратного мнения. В конце концов пророк счел нужным поверить в невинность своей жены. Но чтобы раз навсегда прекратить разговоры, потребовалось вмешательство самого Бога. Посыпались откровения. Одно возвещало невинность Аиши, другое запрещало под страхом наказания сотней ударов бича касаться чести замужних женщин, если обвинитель не может подтвердить слов четырьмя свидетелями-очевидцами. Далее повелевалось женам пророка не выходить из дому, а потом предписывалось им и другим женам правоверных закрываться покрывалом в присутствии чужих и т. д. Новый закон против клеветников получал обратную силу; нескольких самых неисправимых болтунов подвергли наказанию, в числе их также и несчастного придворного поэта, вынесшего к тому же много неприятностей от Сафвана. Впрочем, за все это он был вознагражден богатым подарком.
Границы между самообманом и намеренным морочением других людей, как известно, вообще весьма неопределенны. Очень может быть, что Мухаммед воображал себя действительно провозвестником воли Божьей, установляя регламент своего гарема. Для нас подобное недостойное воззрение на существо высочайшего, пожалуй, отвратительнее еще, чем сознательный обман. Но не следует забывать, что настоящее представление о Боге у Мухаммеда не могло быть ни слишком высоко, ни слишком ясно. Во всяком случае, весьма отталкивающее впечатление производит развившееся в поздние годы у пророка, да позволено будет нам так выразиться, смешение похоти своего сердца с постановлениями своего владыки: незадолго перед тем понадобилось ему еще другое откровение, к немалой досаде даже набожных людей, чтобы жениться на Зейнабе, красивой жене приемного его сына Зейда ибн Харисы, который согласился развестись с ней. Аллаху приходилось и позже провозглашать свое всемогущее слово, дабы прекращать не раз возникавшие домашние раздоры между многими соперницами, искавшими ласки пророка. Покидая этот печальный эпизод, не можем, кстати, не упомянуть, к каким далеким последствиям повели эти мелочи в дальнейшем развитии истории ислама. Как мы увидим позже, через несколько десятков лет Али должен был горько сожалеть, что выступил необдуманно против Аиши на совете по вопросу о ее невинности. Но что еще важнее – постановления Мухаммеда касались вообще положения жен в мусульманском обществе, а потому устанавливали отчасти самую судьбу мухаммеданского мира. Было бы, конечно, излишне предугадывать, что могло произойти, если бы не существовало этих предписаний; но, во всяком случае, очевидно, что, если человеку понадобились для убеждения в неверности своей жены четыре нелицеприятных свидетеля – ничего не оставалось более, как запереть ее на замок. В особенности странно было встретить это у народа хотя строго почитавшего издавна супружеские отношения, но вместе с тем так легко их расторгавшего; поэтому-то добрые нравы при последующих мировых завоеваниях так скоро исчезли бесследно. Трудно во всей всемирной истории найти более поразительное доказательство часто оспариваемого многими положения, что маленькие причины производят иногда великие действия. Взгляните сами: в XIX столетии более 200 миллионов человек лишены нравственного влияния благородного женского существа – заметьте, навеки, – и все потому только, что в 625 г. четырнадцатилетняя взбалмошная девчонка, аравитянка, обронила ожерелье стоимостью в несколько рублей.
Несколько месяцев спустя правоверным предстояло нечто иное, чем рассуждать о вышеупомянутом несчастном ожерелье. Дружественные хузаиты сообщали, к концу 5 г. (приблизительно в марте 627 г.)[79], о выступлении большого союзного войска, которое курейшиты успели наконец поставить на ноги. В нем числилось 10 тысяч человек,
- Ислам и мир: восток глазами классиков - Нурали Латыпов - Религиоведение
- Мусульмане в советском Петрограде – Ленинграде (1917–1991) - Ренат Беккин - Религиоведение
- Глобализация и мусульманский мир: оценка современной исламской правовой мысли - Леонид Сюкияйнен - Религиоведение
- Евреи ислама - Бернард Льюис - Религиоведение / Прочая религиозная литература
- Иудаизм - У. Курганова - Религиоведение
- Иудаизм - У. Курганова - Религиоведение
- Будда, боги, люди и демоны - Н. Краснодембская - Религиоведение
- Кровь и символы. История человеческих жертвоприношений - Олег Ивик - Прочая религиозная литература
- Религии мира: опыт запредельного - Евгений Торчинов - Религиоведение
- Вертоград старчества. Оптинский патерик на фоне истории обители - Монах Лазарь (Афанасьев) - Биографии и Мемуары / Православие / Прочая религиозная литература