Рейтинговые книги
Читем онлайн Текст и контекст. Работы о новой русской словесности - Наталья Борисовна Иванова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 46 47 48 49 50 51 52 53 54 ... 269
Матевосяна, И. Зиедониса, Ф. Искандера…

В. Маканин пишет об этом поколении как о бесплодном. Но такой взгляд не только безыллюзорен и жесток, но и неверен. На какой основе, какой почве выросла его собственная проза? Его, шедшего в фарватере шестидесятников? Кем, как не ими, была взращена сама возможность ее публикации? Почему исторически сложилось так, что были «расчищены» горизонты, возникла свободная территория? У кого же есть сегодня ученики, как не у Табакова, Ефремова, Розовского? Кто, как не эти «бесплодные» шестидесятники, работали, бились, хватали свои досрочные инфаркты, но добились-таки и студий, и открытия новых театров для молодежи?

Да, судьбы были разные, и под прессом времени ломались многие. Но цену жизни шестидесятники ощущали верно, и время тем, кто сохранил себя, проявил стойкость и сопротивляемость, дало новый шанс: вернуло многое из того, что было утрачено, казалось, навсегда. «Я думаю, что “нынешние времена” явились продолжением “тех времен”, и в этом смысле весь еще не израсходованный запас энергии отдаю им с радостью и надеждой» (Б. Окуджава).

Опять наш разговор возвращается к вопросу о рамках времени… Способен ли человек их хоть немного раздвинуть – или он вынужден идти, сгибая покорно выю?.. Как выражено время в человеке?

«Не будучи исторической личностью, – замечает Лидия Гинзбург, – можно быть историческим человеком. Не бегая вперегонки с историей, можно ощущать давление времени в своей крови».

Обязателен показ этого «давления времени», иначе все можно списать на плохой характер, страсть к болтовне – то есть на субьективные качества героя.

Процесс взаимоотношений человека и времени пытается исследовать и С. Есин в романе «Временитель» («Знамя», 1987, № 1–2). Здесь тоже поведано «антижитие» центральной пары: начальствующий графоман, «главный редактор» Пылаев, и его вечный «раб», ненавидящий «хозяина» и одновременно преданный ему Заложников. Служат они оба, как можно понять, в радиокомитете – и Заложников не только продуцирует идеи для своего начальника, но и редактирует (а по сути, переписывает) его бездарные сочинения (например, песенки-шлягеры), с которых Пылаев имеет очень даже неплохой навар.

Кто такой Веня Заложников? Вот образец его автохарактеристики: «Шурупчик, винтик, маленький человечек с простыми человеческими желаниями и счастьем, лишенный честолюбия и страсти к мамоне». Пылаев же – двухметрового роста красавец, обладающий тяжелой пробивной силой. Но не сам ли Веня «породил в нем уверенность в безнаказанности? Не сам ли из ничего, из полуспособностей собрал и сконструировал прекрасное созданьице?».

Оба героя поступили вместе в МГУ, делили одну комнату в общежитии, вместе подголадывали, вместе ходили к девочкам. И было это в те же самые годы, о которых шла речь выше, на рубеже 1960-х. Именно тогда складывался их уникальный тандем, именно тогда обозначился «путь наверх» Пылаева.

Итак, Пылаев – сила, напор, пробивная мощь, а также «полуспособности»; Заложников – способности и более ничего. С первого знакомства, еще на экзаменационной скамье Пылаев уже надувает Заложникова – так и пройдут они по жизни. Пылаев будет открыто красть у Заложникова мысли, идеи, курсовые работы, первую любовь; даже дочь Вени, двухметровая акселератка, оказывается на самом деле дочерью Пылаева, а любимая жена Заложникова до сих пор «пылает» к Пылаеву… Но наглость Пылаева сегодня уже не имеет границ – описав все перипетии своих отношений с Заложниковым и его близкими, Пылаев аккуратненько сложил странички в роман и передал их своему «рабу» на редактуру. Ненависть Заложникова достигает высшей точки, он готовит смерть Пылаеву, намереваясь во время любительского спектакля (повторение студенческого «Гамлета» через четверть века!) в роли Гамлета заколоть Пылаева – Лаэрта. Но умирает на сцене сам от разрыва сердца.

«Быть или не быть…» И опять возникает вопрос: а легко ли быть?.. Легко ли по-настоящему осуществить свой потенциал, не впасть ни в рабство, ни в конформизм? «Отец погубил себя!» – кричит Венина жена акселератке-дочери; но в чем, собственно, заключались таланты Заложникова, мы вряд ли сможем понять. Не будем же мы знание языков и способности хорошего правщика текстов выдавать всерьез за таланты?..

Речь опять идет все о том же поколении шестидесятников. И именно об их судьбе, о достигнутом ими сегодня ведется повествование во «Временителе». Каково же изображение и их жизни в 1960-е, и их надежд? Приметы времени у Есина таковы: водка «с белой головкой – 3.17, а смуглянка – 2.87». Интерьер общежития пищевого техникума. Пикейные одеяла. Трехлитровые банки с вином. Аргентинский фильм «Возраст любви»…

Оказывается, среди живущих в университетском общежитии существовала группа студентов, подрабатывавших на разгрузке вагонов на Киевском вокзале. Неформальным лидером был некто Игорь, способный парень, обвиненный затем в присваивании части денег и изгнанный из-за этой клеветы из МГУ.

Маленькое отступление. И обстановка, и ее детали, и взаимоотношения людей в «конторе», которой руководит главный редактор Пылаев, да и сама фигура Пылаева чрезвычайно узнаваемы. Не думаю, что автор имел в виду каких-то конкретных лиц, но, как и в случае с «Имитатором», была, как говорится, «толчковая нога». По той же системе разработан ныне и образ Пылаева. Она родственна городской молве, в которую входит пересечение личного, интимного и общественного рядов. Вернее, вскрытое интимное приобретает масштабы общественно значимого явления.

Как мне кажется, увлекшись именно этой, «обличительной» стороной дела, С. Есин отвлекся от анализа исторического человека, каким и должен был бы явиться со страниц романа временитель. Пылаев с рабом-временителем Заложниковым (и ведь словцо-то взято специально какое и возведено в заглавие!). А иначе «временитель» окажется всего лишь тянульщиком резины, не более того, а таковые «временители» в каких только поколениях не встречались… Точно зафиксировав явление социальное (пару Пылаев – Заложников, скованную одной цепью), автор с легкостью необыкновенной ушел от главного: а чем успешное бытие этой пары исторически обусловлено? Что ее породило?

Есин показывает людей, в общем-то, приспособившихся к этому гибельному для героев Маканина времени (Заложников) или даже откровенно стригущих с него купоны (Пылаев). А как же с тем временем?

Возвращаемся к предыдущему: отступление кончилось. То время – это, по Есину, время разгрузок на Киевском, девиц из техникума, изгнания из МГУ за неправильное (якобы) распределение студенческих заработков…

Помилуйте, где мы? И это время 1960-х? Или произошла аберрация памяти героев, или автор не хочет вспоминать эти бурлящие, кипящие годы? Годы расцвета студенчества? Годы, когда действительно и изгоняли, но отнюдь не за разгрузки вагонов на Киевском… Оттепели быстро сменились заморозками, а кипение – студенистым, болотным застоем; но как на это перерождение времени реагировал тот же Заложников, скажем? Мне скажут – эк, куда хватила, хочешь «всю цепь» из колодца вытянуть; да, не скрою, хочу, ведь передо мною роман? Пушкин определял роман как историческую эпоху, развитую в вымышленном повествовании. Это отнюдь не означает, что «историческая эпоха» есть эпоха

1 ... 46 47 48 49 50 51 52 53 54 ... 269
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Текст и контекст. Работы о новой русской словесности - Наталья Борисовна Иванова бесплатно.
Похожие на Текст и контекст. Работы о новой русской словесности - Наталья Борисовна Иванова книги

Оставить комментарий