Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь нам, право, невдомек,
чем так прельщал умы хитрейший «Огонек»,
честнейший «Новый мир», Коротич дерзновенный
и Moscow News. Увы! Читатель развращенный
листает «Инфо-СПИД» и больше не следит
за тем, кто, наконец, в сраженье победит –
свободы друг Сарнов иль Кожинов державный.
Перестройка закончилась с концом эпохи гласности и обретением свободы слова. Эзопов язык сменила речь настолько прямая, что рухнули последние лексические табу, и без мата (прошу прощения, обсценной лексики) стало неприлично появляться на страницах даже толстых журналов. А ведь еще три-четыре года тому назад сколько мук, сколько сил ушло у меня в пору работы редактором отдела поэзии «Дружбы народов» на борьбу из-за чухонцевского «И перечеркивали хером…». Смешно кому сказать, ведь мы с Чухонцевым, терпеливо разъясняющие, что «хер» – это не то, что вы думаете, а буква «х» русского алфавита, не победили. «Не победит ее рассудок мой…» Кстати, о журналах: нет, не гибель, не смерть, не конец; но – обвальное сокращение числа подписчиков и, следовательно, тиражей. От тиража 1990 года «Нового мира» на первое полугодие 1993-го осталось всего 3 процента, от тиража «Знамени» – 7. У «Дружбы народов» – 5, у «Звезды» – 10, у «Невы» – 7.
Что же касается книжных изданий, то и их число тоже падало. Правда, не так катастрофически. Более плавно.
Вот выборочные данные, обнародованные на Конгрессе в защиту книги, состоявшемся 8 июня в Москве (цитирую по информации «Литературной газеты»): «В 1992 году продолжалось падение числа изданий (свыше 7 тыс. в 1991-м и свыше 5 тыс. в 1992 году). За два года этот показатель достиг уровня тридцатых годов.
В 1992 году спад общего производства книг (тиража) составил 300 млн экземпляров».
Впечатляет?
2
Но сама-то литература (я не имею в виду произведения всего славного десятитысячного отряда членов Союза писателей СССР, а именно литературу) не исчезла.
Исчез так называемый литературный процесс. Странное понятие, связанное с идеей времени (прежде всего).
В сознании критиков его сменила литературная ситуация, а еще точнее – литературный пейзаж.
Обнаружилось пространство, и достаточно обширное, для того, чтобы на нем свободно разместились пригорки и ручейки, овраги и перелески, индустриальные монстры, а также развалины и руины, помойки и хутора.
И оказалось, что стягивать всех к какому-то одному мощному центру, сдвигать по тому же принципу, по которому счастливые граждане Чевенгура переносили дома и даже деревья, – занятие бессмысленное и, более того, небезопасное как для самой среды, так и для энтузиастов своего дела.
Что самая нормальная, самая ценная позиция критика сегодня – это позиция наблюдателя и комментатора, а не «идеолога», не «пропагандиста» и тем более «агитатора».
Что все попытки «отменить» какой-либо пригорок, срочно засыпать впадину или «приговорить» несимпатичный критику хуторок к сносу – дело малоперспективное. Более того, безнадежное.
Это как с указами М. С. Горбачева, а потом – Б. И. Ельцина: указ-то выпущен, а выполнять его никто не собирается.
Вот взяли критики-шестидесятники и двинулись на постмодернистов и авангардистов, даже не затрудняя себя разбором, кто же из них авангардист, а кто постмодернист. Молнии сверкали, гром гремел, – и что же?
Да ровным счетом ничего.
Живут себе да поживают и продолжают писать (и даже умудряются печатать) свои совершенно возмутительные, близкие к графоманским (по мнению иного критика) сочинения.
С другой стороны, разъяренные «восьмидерасты» и «девяностники» напрочь отменяли всех без разбору шестидесятников (не говоря уж о тех, кто постарше будет). Особенно старался Д. Галковский, топал ногами и бился в истерике, для непрофессионала – неплохо, для профессионала – дурно отрепетированной. И что же?
Да опять – ровным счетом ничего. Кто писал, тот и пишет. А кто сошел со сцены (или сходит), тот сойдет и без помощи Галковского.
Вот какая странная выходит картина.
Но она представляется «странной» только, если, повторяю, продолжать воспринимать литературу как процесс – особенно как процесс постоянной борьбы, что, увы, заложено в нас (и глубоко сидит) уроками марксистско-ленинской эстетики.
А может быть, кроме «борьбы» и «вытеснения», возможны в литературе иные отношения? Скажем, холодного, воспитанного равнодушия. И совсем не обязательно ходить друг к другу чай пить.
3
Соцреалистическая литература между тем продолжает пышно издаваться. Вышло собрание сочинений Ивана Шевцова, автора бессмертной «Тли». Выходят и собрания сочинений М. Алексеева, П. Проскурина, Ан. Иванова… Это, кстати, тоже детали нашего общего культурного пейзажа. По социологическим опросам, проводимым Всесоюзной государственной библиотекой им. В. И. Ленина в начале 1980-х, сочинения именно этих самых прозаиков, коим в конце 1980-х вернула я самоназвание «заединщиков», делили первые места по читательскому спросу. «Вечный зов», или «У последней черты», или какой-нибудь «Хмель» никому из столичных критиков не ведомого А. Черкасова – это и была наша родная, советская массовая литература. Но конечно же, нынче они лишь детали пейзажа, не главные, не масштабные, не поражающие воображение сооружения: идеология кончилась, воздух выпущен, а «литературочка все более забавна – и непристойна. Жизнь, напротив, обрела серьезность», – замечает все тот же элегический наблюдатель.
4
Почему же чем серьезней, чем страшнее, чем непредсказуемей наша жизнь, тем забавней и непристойней эта самая «литературочка»?
Да и что это за зверь такой – «литературочка»?
…Всего
и надо-то, мой друг, описывать пиписьки,
инцест, оргазм, минет, эрекцию и сиськи,
лесбийскую любовь или любовь педрил,
героем должен быть, конечно, некрофил,
в финале не забыть про поеданье трупа.
А чтобы это все не выглядело глупо,
аллюзиями текст напичкать. Вот рецепт.
Литературочка – неоконъюнктурочка?
Развлечение – на смену сверхнапряжения, сверхсерьезности? Вспомним: еще в 1986 году Алесь Адамович возвещал пришествие – не «литературочки», а сверхлитературы! Где же она?
Заглянем в недавнее прошлое.
Недоступность – или малая доступность для читателя – развлекательной, «забавной», отвлекающей, взбодряющей и т. д. литературы. Массовой литературы. И – откровенная жажда ее; фантастическая переплата за томик фантастики, зарубежного детектива. В самиздате ходили не только Солженицын или Домбровский, но и домашним способом переведенные, в полуслепой машинописи – Рекс Стаут и Микки Спиллейн, Чарлз Вильямс и Дик Фрэнсис.
Появление на книжных развалах тривиальной литературы разных жанров – от любовной мелодрамы до вестерна, от полупорнографического романа до мистических триллеров – вещь поэтому в высшей степени ожидаемая и объяснимая, и я вовсе не принадлежу к моралистам, ханжам и проповедникам, желающим немедленно запретить (а лучше того – отменить) «милорда глупого». Да пусть их несут! (Пускай о вкусе народном истово печется газета «День», где собрание ангажированных критиков вдруг приуныло от констатации того факта, что
- Скрытый сюжет: Русская литература на переходе через век - Наталья Иванова - Публицистика
- Переписывая прошлое: Как культура отмены мешает строить будущее - Весперини Пьер - Публицистика
- Миф о шести миллионах - Дэвид Хогган - Публицистика
- Моцарт и Сальери. Кампания по борьбе с отступлениями от исторической правды и литературные нравы эпохи Андропова - Петр Александрович Дружинин - История / Литературоведение
- Русская жизнь-цитаты 7-14.01.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 7-14.04.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 14-21.03.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 21-31.10.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 20-31.12.2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика
- Русская жизнь-цитаты 7-14 июня 2024 - Русская жизнь-цитаты - Публицистика