Форма входа
Читем онлайн Судьба императора Николая II после отречения. Историко-критические очерки - Сергей Петрович Мельгунов
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
было собрание отрядного комитета, и решили они в комитете, чтобы и Государь снял погоны; что для этого его и послали, чтобы вместе со мной пойти и снять их с Государя. Я стал отговаривать Дорофеева от этого. Вел он себя в высшей степени вызывающе, по-хулигански грубо называл Государя “Николашкой”. Я говорил ему, что нехорошо выйдет, если Государь не подчинится их решению. Солдат ответил мне: “Не подчинится, тогда я сам с него сорву их”. – “А если он тебе по физиономии за это даст?” – “Тогда и я ему дам”. Что было делать? Стал я говорить ему, что все это не так просто, что Государь наш – двоюродный брат английскому королю, что из-за этого могут выйти большие недоразумения, и я посоветовал им, солдатам, запросить по этому поводу Москву. Этим я их кое-как убедил, и они от меня ушли. Телеграмму они дали. Я же отправился к Татищеву и через него просил Государя не показываться солдатам в погонах. Тогда Государь стал сверху надевать романовский черный полушубок, на котором у него не было погон». Инцидент последствий не имел, так как Николай II продолжал носить погоны, как видно из его дневника. Ответ из Москвы пришел не скоро. Лишь 8 апреля Царь записал: «Кобылинский показал мне телеграмму из Москвы, в которой подтверждается постановление отрядного комитета о снятии мною и Алексеем погон. Потому решил на прогулку их не надевать, а носить только дома». Постановление это остро затронуло Николая: «Этого свинства я им не забуду…» Рассказывал Кобылинский, что однажды, когда Царь надел черкеску, на которой у него был кинжал, солдаты подняли целую историю – у них есть оружие, и требовали произвести обыск. Кобылинский, объяснив происшедшее, просил Царя отдать ему кинжал, а равно Долгорукова и Жильяра передать свои шашки, которые и были повешены в канцелярии на видном месте276. Это было 2 апреля… «Не знали, к чему придраться, – продолжает Кобылинский. – Решили запретить свите гулять. Стал я доказывать всю нелепость этого. Тогда решили: пусть гуляют, но чтобы провожал солдат…» И тут же свидетель добавлял: «Надоело им это и постановили: каждый может гулять в неделю два раза не более двух часов без солдат…» Такое постановление было очень нелепо, но надо иметь в виду, что решение о сопровождении гуляющих охраной было принято еще задолго до того, как Панкратов покинул свой пост. По крайней мере, Ал. Фед. в письме Вырубовой 10 дек. упоминает: «Свита должна выходить в сопровождении солдат и, конечно, не выходит». Решение же выходить без караула два раза в неделю относится к 3 марта, как вытекает из дневника Шнейдер.
Мы видим, что повествование историка должно вводить известные ограничения в обобщающую характеристику, которая была дана свидетелями следователю. «Придирки» шли от меньшинства, солдатская «ватага» не была однородна и в своем большинстве легко шла на уступки, не превращая жизнь заключенных в губернаторском доме в «сущий ад». Иначе не могла бы А. Ф. 13 марта писать Вырубовой: «Ежедневно славлю Творца, что нас оставили здесь и не отослали дальше». Со значительной частью стражи у заключенных установились добрые отношения, исключавшие хулиганские выходки и излишнюю придирчивость. В дневнике Николая II не раз отмечаются беседы с караулом, особенно полюбился заключенным первый взвод 4-го полка: «наш взвод», – называет его Царь277. «Утром долго сидели в карауле и отводили с ними души» – записано в дневнике 6 января. 17 января: «Алексей зашел к ним вечером поиграть в шашки». В этот день Жильяр со своей стороны добавляет: «Государь и дети провели несколько часов с солдатами в караульном помещении». То же им отмечено 2 февраля. Няня детей Теглева показывала, что и княжны ходили с Государем в караульное помещение, когда дежурили «хорошие» солдаты: Царь «разговаривал с ними и играл в шашки». «Лучшие», «знакомые», стрелки постепенно, однако, увольнялись из отряда. Дневник 30 января гласит: «во время утренней прогулки прощались с уходящими на родину». По свидетельству Кобылинского и Жильяра, уходившие «тихонько» проникали в кабинет Царя для прощания и «целовались» с ним. На почве этих прощаний произошел инцидент. 19 февраля семья поднялась на сооруженную для детей в саду ледяную гору, чтобы присутствовать при отъезде стрелков. «Дурацкий комитет» постановил разрушить гору. Пришли ночью, как «злоумышленники», и кирками разрыли искусственную ледяную гору. «Руководились, конечно, одним чувством злобы», хотя и мотивировали свой поступок опасением, что «кто-нибудь из посторонних может подстрелить их, а они (солдаты) будут отвечать».
Убыль в отряде была столь значительна, что в феврале он растаял больше, чем на половину, – из 350 числившихся в oтряде оставалось всего 150 человек. Царь, по словам Жильяра, был сильно озабочен, так как перемены, которые должны были последовать за уходом «старых, самых лучших» стрелков, могли иметь очень неприятные последствия, и тем не менее общий дух отряда оставался таким, что наличность его (для Тобольска это была в то время значительная военная сила) служила лучшей охраной для заключенных от каких-либо эксцессов со стороны большевизанствующего местного Совета. Недаром будущий комендант Ипатьевского дома Авдеев, прибывший в марте в Тобольск, находил, что отряд состоял из «самых черносотенных элементов…»
С уходом Панкратова в центр была послана телеграмма о присылке нового правительственного комиссара. Официально центр никак не реагировал на это обращение. Только от комиссара над б. министерством Двора л. с. р. Карелина была получена 13 февраля телеграмма о том, что вносится изменение в содержание заключенных: советская власть будет давать им солдатский паек, квартиру, отопление и освещение, а все остальное должно оплачиваться за счет заключенных, причем пользование собственными капиталами ограничивается получением каждым членом семьи 600 рублей в месяц уже советскими деньгами278. «Приходится нам значительно сократить наши расходы на продовольствие и на прислугу», – откликается дневник 14 февраля. «Комиссия» из Татищева, Долгорукова и Жильяра, обсудив возможный бюджет, уволила 10 служащих и сократила расходы на продовольствие. Жильяр записывает: «Граждане, осведомленные о нашем положении, доставляют нам различными способами яйца, сласти и печенье». Сам Царь отмечает 28 февраля: «В последние дни мы начали получать масло, кофе, печенье к чаю и варенье от разных добрых людей, узнавших о сокращении у нас расходов по продовольствию. Как трогательно». Фактически семья в Тобольске не испытывала нужды. Жильяр сохранил нам меню «последнего обеда» в Тобольске 12 апреля, т.е. тогда уже, когда в Тобольске установился советский режим, катастрофически приводивший повсюду к продовольственному кризису: на завтрак были поданы телячьи рубленые котлеты, на обед –
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Судьба императора Николая II после отречения. Историко-критические очерки - Сергей Петрович Мельгунов бесплатно.
Похожие на Судьба императора Николая II после отречения. Историко-критические очерки - Сергей Петрович Мельгунов книги
- Дневники 1919-1920 годов - Аркадий Столыпин - Биографии и Мемуары
- Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1 - Анатолий Мордвинов - Биографии и Мемуары
- Русская революция. Книга 1. Агония старого режима. 1905 — 1917 - Ричард Пайпс - История
- Золотой немецкий ключ большевиков - Мельгунов Сергей Петрович - История
- Очерки русской смуты. Вооруженные силы Юга России. Январь 1919 г. – март 1920 г. - Антон Деникин - История
- Ключи счастья. Алексей Толстой и литературный Петербург - Елена Толстая - Биографии и Мемуары
- Военные специалисты на службе Республики Советов 1917-1920 гг. - Александр Кавтарадзе - История
- «Уходили мы из Крыма…» «Двадцатый год – прощай Россия!» - Владимир Васильевич Золотых - Исторические приключения / История / Публицистика
- Дипломаты в сталинской Москве. Дневники шефа протокола 1920–1934 - Артем Юрьевич Рудницкий - Биографии и Мемуары
- Иван Грозный. Начало пути. Очерки русской истории 30–40-х годов XVI века - Виталий Викторович Пенской - История