Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второй акт (третья часть) – борьба сильного человека. Автор усиливает наше новое впечатление косвенными характеристиками. Разумихин говорит о своем товарище: «Я Родиона знаю: угрюм, мрачен, надменен и горд… Иногда… холоден и бесчувственен до бесчеловечия; право, точно в нем два противоположных характера поочередно сменяются… Ужасно высоко себя ценит, и не без некоторого права на то… Никого не любит и никогда не полюбит». Пульхерия Александровна рассказывает о фантастическом плане сына жениться на чахоточной дочери квартирной хозяйки. «Вы думаете, – прибавляет она, – его бы остановили тогда мои слезы, мои просьбы, моя болезнь, моя смерть, может быть, с тоски, наша нищета? Преспокойно бы перешагнул через все препятствия». Так открывается «второй характер» Раскольникова, прямо противоположный первому. Значит, он обманывал себя, говоря, что идет на грех ради счастья матери; ведь он «преспокойно перешагнул бы» через ее смерть из-за простого каприза.
Герой угадывает, что Порфирий его подозревает, и бросает ему вызов. Он не может вынести бездействия и неизвестности. Ему не терпится «померяться силами». При первом свидании со следователем он излагает свою идею о «необыкновенных людях». «Необыкновенный человек имеет право… т. е. не официальное право, а сам имеет право разрешить своей совести перешагнуть… через иные препятствия». Разумихин схватывает страшную сущность этой теории. «Оригинально в этих идеях то, – говорит он, – что все-таки кровь по совести разрешаешь. Ведь это разрешение крови по совести… это, это, по-моему, страшнее, чем бы официальное разрешение кровь проливать, законное». Страшно, что теория Раскольникова не просто отрицает христианскую мораль, а ставит на ее место другую, антихристианскую. «Сильный человек» – не бессовестный: у него своя совесть, разрешающая кровь.
Гордый демон печален в одиноком величии. «Истинно великие люди, мне кажется, – говорит Раскольников, – должны ощущать на свете великую грусть». Вся трагедия человекобожества выражена в этих немногих словах.
И вдруг срыв: после первого поединка – полное самоуничижение героя; к нему приходит мещанин и «тихим, но ясным и отчетливым голосом» говорит: «убивец». Кто этот человек и что он видел? Значит, есть улики? Значит, он и убить-то не сумел? «И как смел я, зная себя, предчувствуя себя, брать топор и кровавиться…» Нет, он не сильный человек. «Я переступить поскорее хотел… я не человека убил, я принцип убил! Принцип-то я и убил, а переступить-то не переступил, на той стороне остался»… Сомнение в себе и неверие в свои силы доказывают его постыдную слабость. Нет, он не Наполеон, а «эстетическая вошь», еще сквернее и гаже, чем убитая вошь. «О, пошлость! О, подлость! О, как я понимаю „пророка“ с саблей, на коне: велит Аллах – и повинуйся, „дрожащая тварь“!» Кризис завершается страшным сном. Раскольников ударяет старуху топором по темени, а она наклоняет голову и «заливается тихим, неслышным смехом». Жертва смеется над убийцей: она жива. Он ударяет вновь и вновь; она смеется сильнее. Ее нельзя убить: она – бессмертна. Еще так недавно Раскольников насмешливо прощался с ней навсегда: «Довольно, матушка, пора и на покой!», и вот все люди вокруг него, как мертвецы, а мертвая – жива. От живых он себя отрезал, «как будто ножницами», а с ней ему не расстаться: навеки соединены… кровью.
Третий акт трагедии (четвертая часть) доводит борьбу Раскольникова до кульминационной точки. Герой видимо торжествует, но победа его – скрытое поражение. Он просыпается от страшного сна: перед ним стоит Свидригайлов, оскорбитель его сестры. Раскольников трагически расколот: в нем – «два противоположных характера». «Сильный человек» судорожно борется в нем с гуманистом, мучительно освобождается от «принципов» и «идеалов». Свидригайлов – тот же Раскольников, но уже окончательно «исправленный» от всяких предрассудков. Он воплощает одну из возможностей судьбы героя. Между ними – метафизическое сходство. «Между нами есть какая-то точка общая, – говорит Свидригайлов… – Мы одного поля ягоды». Они идут по одному пути, но Свидригайлов свободнее и смелее Раскольникова и доходит до конца. Студент «переступил», «по совести разрешил кровь», а все-таки продолжает держаться за «гуманность», «справедливость», «высокое и прекрасное».
Свидригайлов говорит Раскольникову, что вечность мерещится ему вроде деревенской бани: «Закоптелая, и по всем углам пауки». Тот с отвращением спрашивает: «И неужели, неужели вам ничего не представляется утешительнее и справедливее этого?» Свидригайлов издевается: ему ли, убийце, говорить о справедливости! Ему ли проповедовать нравственность! Какое лицемерие! Почему он не хочет передать Дуне десять тысяч от ее оскорбителя? Ведь «цель оправдывает средства»! Раскольников отменил старую мораль, а все еще цепляется за красоту, благородство и прочий гуманистический хлам. Свидригайлов последовательнее: добро и зло – относительны, все позволено – все безразлично. Остается только
- Следствия самоосознания. Тургенев, Достоевский, Толстой - Донна Орвин - Биографии и Мемуары / Литературоведение
- Александр Блок. Творчество и трагическая линия жизни выдающегося поэта Серебряного века - Константин Васильевич Мочульский - Биографии и Мемуары / Литературоведение
- Встреча моя с Белинским - Иван Тургенев - Биографии и Мемуары
- Литературные тайны Петербурга. Писатели, судьбы, книги - Владимир Викторович Малышев - Биографии и Мемуары / Исторические приключения
- Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне - Федор Раззаков - Биографии и Мемуары
- Тургенев без глянца - Павел Фокин - Биографии и Мемуары
- Достоевский - Людмила Сараскина - Биографии и Мемуары
- Александр III - Иван Тургенев - Биографии и Мемуары
- Святое русское воинство - Федор Ушаков - Биографии и Мемуары
- Жизнь Достоевского. Сквозь сумрак белых ночей - Марианна Басина - Биографии и Мемуары