Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Задача ввести Эдду в круг принадлежавших Черной знати дам из папского двора выпала на долю Веры, супруги германского посла в Ватикане Диего фон Бергена. Дольман, с которым она советовалась на этот счет, предположил, что лучшим форматом для официального представления будет чаепитие в посольской резиденции Веры – с условием, что кроме чая будут еще и коктейли, а среди приглашенных гостей – мужчины. В виллу Бонапарте, получившую свое название из-за того, что в свое время она была резиденцией сестры Наполеона Полины, дамы папского двора прибыли в назначенное время в мрачных черных, серых или фиолетовых платьях с высоким воротом и в перчатках. Они стояли в расписанном фресками Перуджино[79], желтом салоне и ждали. Долгое время ничего не происходило. Наконец, Эдда вошла – в золотых босоножках и броских современных украшениях. И без перчаток. Дамы с видимым неодобрением потягивали свой чай. Эдда от чая отказалась и взяла коктейль. Затем, следуя примеру отца, она занялась завоеванием расположения к себе. Она стала расспрашивать женщин о них самих, слушала внимательно, участливо и с улыбкой, держалась скромно и учтиво. Одна за другой дамы таяли. Очарованные, они все остались до темноты.
Незадолго до назначения Чиано на новый пост полицейский доклад извещал: «Антифашистские настроения растут повсеместно – тихо, неумолимо и угрожающе». Италия, жаловались люди, больше не страна, а «поле для грабежа». Один журналист говорил, что нужно радоваться жизни, пока возможно, «потому что скоро нам всем будет суждено висеть на площади Венеции». Роберто Росси, информатор за номером 557, сообщал о злости простых итальянцев на «бездарных, надменных, бесчестных и трусливых» герарков и об их ощущении, что «фашизму конец, нация прогнила». Это было на самом деле так: вся ткань двадцатилетнего фашистского режима рассыпалась. Яростные бомбардировки городов – союзники решили, что лучший способ заставить итальянцев свергнуть Муссолини состоит в максимальном подрыве их морального духа, – продемонстрировали абсолютную небоеспособность противовоздушной обороны и полную неприспособленность имеющихся бомбоубежищ. Многие районы Милана, Турина и Генуи были превращены в руины, люди топорами и ломами взламывали бомбоубежища богатых. Дороги были заполнены горожанами, бегущими в деревни, где они жили, как в Средние века, обменивая свои жалкие пожитки на продукты. На Пасху в газетах появились объявления желающих взять в аренду кур, чтобы у детей были пасхальные яйца.
Голод становился все более и более повсеместным. Карточная система распространялась на все продукты, кроме картофеля, а карточная норма едва обеспечивала тысячу калорий в день. Каждый квадратный сантиметр земли в Риме был засеян. Черный рынок процветал, и, говоря по телефону, который, как все знали, прослушивался, хозяйки прибегали к шифру: «круглые» означало яйца, «белые» – фасоль. Из-за отсутствия сахара кондитерские закрылись. В домах семейств Колонна и Дориа со стен снимали и упаковывали произведения искусства. Живущий в Риме американский поэт Эзра Паунд, давний приверженец фашизма, выступал по «Радио Рим» с обличениями Рузвельта. Вышел приказ о запрете публикации фотографий Чарли Чаплина, Бетт Дэвис и Мирны Лой – так как все они евреи[80].
В Риме было введено тотальное ночное затемнение. Любой свет – будь то в коридорах, на автозаправках или электрических часах – был запрещен. Город погрузился во мрак, но Нельсон Пейдж все также устраивал приемы и вечеринки, Эдда по-прежнему ходила на них всякий раз, когда оказывалась в городе, и проигрывала деньги в покер. Разрыв между классами еще больше увеличился (хотя, казалось бы, больше уже некуда): в связи с открытием Габриэллой ди Робилант на площади Испании нового дома моды, регулярными клиентами которого вместе с Эддой были члены королевской семьи и многочисленные кинозвезды, испанское посольство устроило грандиозный прием с лакеями в ливреях. Это было, как писала сама ди Робилант, «словно последний день Помпеи». Римляне, скорые на шутку и издевку, придумали для богатых знаменитостей и событий насмешливые имена. Эдда стала «девушкой в каждом порту», семья Муссолини – «летающими чертями», а победа – «вечной иллюзией».
Довольно долго вину за беды страны итальянцы возлагали на неумелых и трусливых генералов и потерявших всякое доверие продажных герарков, считая, что все они скрывают истинное положение дел от Муссолини: «Если бы дуче только знал…» В своем недоверии и презрении к политикам и военным они, безусловно, не ошибались: большинство генералов и высокопоставленных фашистов были на самом деле глубоко коррумпированы, все эти годы они копили несметные богатства, пригревали фаворитов, наказывали врагов, приобретали дома, дворцы и поместья. Когда Муссолини сказали, что фашизм превратился в mangiatoia, то есть в кормушку, он ответил: «Возможно, но главное, что не мы из нее едим». Сам Муссолини всегда был и оставался человеком довольно скромных вкусов – пиршествовал он явно меньше всех его герарков.
Столица была полна garçonnières, холостяцких квартир, куда эти мужчины приводили старлеток из Чинечитты, уходя с работы в середине дня и даже не пытаясь скрывать, куда они направляются. Как писал впоследствии писатель и политик коммунист Джорджио Амендола, главной определяющей чертой нацизма было не насилие, а коррупция, темный мир цинизма, вымогательств, дарвиновской борьбы за выживание – вирус, устоять перед которым не мог почти никто. Коррупция царила на всех уровнях: в полицейском отчете говорилось об ужине на 150 человек, который устраивала принцесса Колонна с роскошью ничуть не меньшей, чем до войны. Будучи близким другом Чиано, у нее был «особый иммунитет».
Державшийся более двух десятилетий миф о величии и всемогуществе Муссолини, его культ отца нации начал меркнуть, причем с пугающей быстротой. На смену ему пришли критика и враждебность. В барах и кафе голоса недовольных и несогласных становились все громче. Даже преданный и верный Боттаи отметил у себя в дневнике: «Тот, кто был всегда прав, теперь оказывается всегда неправ». Муссолини и его лысый череп презрительно окрестили provolone, по названию круглых блестящих головок сыра. После того как 70 британских бомбардировщиков сбросили на Милан зажигательные бомбы, в результате чего были уничтожены две больницы и погибли 48 человек, на городской стене появилась огромная надпись зеленой краской: DUCE PORCO ASSASSINO, «Дуче – свинья и убийца». Старые лозунги типа «верь, подчиняйся, борись», ранее такие действенные, теперь вызывали только смех. Великий фашистский эксперимент, обещавший стабильность, процветание и направление на истинный путь, оказался, как выяснилось, ошибкой. Крах фашистской Италии начался, и ничто, казалось, уже не в состоянии его остановить.
С фронтов тем временем приходили новости, одна мрачнее другой. К маю 1943 года германские и итальянские войска в Северной Африке оказались в клещах, 12 мая они капитулировали, и в
- Открытое письмо Виктора Суворова издательству «АСТ» - Виктор Суворов - Публицистика
- Охота на нового Ореста. Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836) - Паола Буонкристиано - Биографии и Мемуары
- Гений Зла Муссолини - Борис Тененбаум - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Возвращение блудного сына - Александр Омельянюк - Биографии и Мемуары
- Железный крест для снайпера. Убийца со снайперской винтовкой - Бруно Сюткус - Биографии и Мемуары
- Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947 - Альберт Кессельринг - Биографии и Мемуары
- 14-я танковая дивизия. 1940-1945 - Рольф Грамс - Биографии и Мемуары
- Святая Анна - Л. Филимонова - Биографии и Мемуары
- Дневники 1920-1922 - Михаил Пришвин - Биографии и Мемуары
- Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера - Дэвид Керцер - Биографии и Мемуары / История / Публицистика