Рейтинговые книги
Читем онлайн Дневник. Том III. 1865–1877 гг. - Александр Васильевич Никитенко

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 79 80 81 82 83 84 85 86 87 ... 165
полицейского искусства или ничтожным обстоятельствам придаются размеры и характер заговоров. Мудрено ли, что это вызывает и настоящие заговоры, с которыми справляться, конечно, труднее, чем с продуктами собственных изобретений.

29 декабря 1870 года, вторник

Акт в Академии наук. Я, по обыкновению, читал обозрение действий Второго отделения за истекающий год. Прочитал хорошо — громко. Публика была довольна, само собою разумеется, и тем, что я читал всего тридцать три минуты. Потом академики собрались на обычный годовой обед к Донону, в том числе и герцог Николай Максимилианович Лейхтенбергский. Он был очень мил и любезен и образовал около себя небольшой отдельный кружок. Тут были: Овсянников, Бутлеров, Грот, Безобразов, Заблоцкий, в качестве нашего почетного члена, и я. Вернулся домой около десяти часов вечера.

31 декабря 1870 года, четверг

Конец 1870 года.

1871

1 января 1871 года, пятница

Сегодня один из тех моих дней, в которые глупость, несчастия человеческие и собственное ничтожество поражают меня до мозга костей.

Заезжал к графине Блудовой. Встретил у ней Каткова, приехавшего на несколько дней из Москвы хлопотать у министра за классицизм. Катков поздоровался со мною как со старым приятелем. Хотя у меня и была причина лично негодовать на него, однако я давно об этом забыл из уважения к его несомненным достоинствам и услугам, которые он во всяком случае оказал своею газетою народному русскому делу. Катков скоро ушел, сказав, что непременно хочет побывать у меня. Затем к графине вдруг неожиданно вошел государь Александр Николаевич, в полной форме и ленте, поздравить ее с Новым годом; я, разумеется, тотчас отправился восвояси, но по пути заехал еще к Княжевичам.

2 января 1871 года, суббота

Ко мне заезжал Катков, но не застал меня дома. Бесконечные толки о Скарятине, который нечаянно нанес себе смертельную рану во время царской охоты, вблизи самого государя. Охота была на медведя. Скарятин успел только сказать государю: «Ваше величество, я умираю». Государь, говорят, чрезвычайно этим огорчен.

3 января 1871 года, воскресенье

Поутру сделал несколько визитов, в том числе Платову, от которого получил великолепно переплетенный экземпляр истории Михайловской академии, по случаю ее пятидесятилетнего юбилея, и выбитую в честь того же события бронзовую медаль.

Заезжал к Каткову, но также не застал ere дома. Он сегодня уже обратно едет в Москву.

Одна только глубокая и праведная скорбь о бесчисленных человеческих бедствиях может сдавать многоопытный ум от презрения к людям.

7 января 1871 года, четверг

Есть люди, которые ни перед чем не бледнеют да ни от чего и не краснеют.

Единственная действительная мудрость и мораль жизни — та, которой мы научаемся из собственных наших ошибок и падения. К сожалению, эта мудрость и эта мораль дают нам результаты своих уроков тогда, когда уже поздно ими пользоваться.

10 января 1871 года, воскресенье

Вечер у Я. К. Грота. Спор о Карамзине. Некоторые защищают статью о нем Страхова, написанную против Пыпина. На днях мой Орест Миллер имел сильное препирательство с автором статьи, уничтожая ее в прах, но в жару спора очень крепко отозвался и о Карамзине.

11 января 1871 года, понедельник

Девять академиков — должно быть, по числу муз, — сегодня обедали у Донона. Тут был и я, один среди естественников, и вступил в прение с Чебышевым и Веселовским в защиту идеала.

Вечером в комиссии о центральной типографии. Протестовали против слияния типографий министерства: военное, морское, путей сообщения и народного просвещения, которого я представитель. Председатель, сенатор Врун, кажется, тянет на сторону слияния всех типографий в одну. Впрочем, сегодня были только предварительные прения.

14 января 1871 года, четверг

Опять после теплой погоды двадцатиградусные морозы. Вечер у одной из моих бывших учениц, Елены Карловны Богдановой. До сих пор мне не известный поэт Апухтин читал свои стихи «Гадальщица» и «Севастополь». Я вообще мало доверяю стихам нынешних новых поэтов, но настоящие, к моему удовольствию, оказались прекрасными, особенно «Севастополь». Собрание было большое для маленьких комнат хозяйки. Разговор вертелся около Ферзена, который, как оказывается теперь, убил нечаянно Скарятина на царской охоте, и около Франции. И здесь, как почти во всех обществах, где мне случается бывать, выражались неприязнь к победоносным пруссакам и сочувствие к бедствиям Франции. От мала до велика, мужчины и женщины, люди простые и образованные — все единомышленны в этом отношении.

Один артиллерийский генерал рассказал мне следующее, ручаясь за правдивость своих слов. Некто из его знакомых недавно проезжал через Германию и виделся там с одним весьма известным ученым немцем, с которым он находится в дружеских отношениях. Зашел между ними разговор о войне. «Знаете ли вы, — сказал русскому путешественнику немецкий ученый, — кто виноват во всех ужасах и в продолжительности этой варварской войны? — вы!» — «Как мы?» — воскликнул наш россиянин. «Да, вы! Если б вы в самом начале этой бойни приняли твердое положение и стали в позицию настоящего, а не притворного нейтралитета, думали только об истинных интересах своих и Европы, держась здравой политики, то, поверьте, этих ужасов не было бы. Тут не было никакой нужды в деятельном вмешательстве в войну со стороны России. Дела были такого свойства, что одно разумно и твердо сказанное Россией слово остановило бы притязания военного властолюбия, и далее намеченной ею черты пруссаки не пошли бы». «Вот как судят сами немцы», — заключил свой рассказ артиллерийский генерал.

В качестве противника связанных с радикальными переворотами кровавых потрясений я иногда видел в Наполеоне III если и зло, то зло, необходимое для отвращения другого, большего зла — кровавых анархических оргий. Каюсь, я жестоко ошибался. Видно, плохо клин клином выбивается. Этот человек своим грубым эгоизмом погубил Францию. Подобных ему немного найдется в истории. А теперь в Европе распоряжается Бисмарк — конечно, одаренный несравненно большим умом, но такой же эгоист и представитель материальной силы. И вот кто двигатели истории и властелины народных судеб! На Пруссию хотя и надели императорскую корону, но из-под нее торчат ослиные уши, за которые Бисмарк ее держит и ведет куда угодно.

18 января 1871 года, понедельник

Собрание у Ильи Ильича Ростовцева для разбора и приготовления к изданию сочинений, оставшихся после Щербины. В собрании участвовали, кроме хозяина: Корнилов, Благовещенский, Николаевский, Филиппов и я.

20 января 1871 года, среда

Смотри корреспонденцию из Пермской губернии в «Московских ведомостях». Пермская губерния является в ней сценою такого административного произвола, который кажется необыкновенным даже в такой классической стране произвола, как Россия. А

1 ... 79 80 81 82 83 84 85 86 87 ... 165
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Дневник. Том III. 1865–1877 гг. - Александр Васильевич Никитенко бесплатно.
Похожие на Дневник. Том III. 1865–1877 гг. - Александр Васильевич Никитенко книги

Оставить комментарий