Форма входа
Читем онлайн Светлана Аллилуева – Пастернаку. «Я перешагнула мой Рубикон» - Рафаэль Абрамович Гругман
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
У него появилось предчувствие близкой смерти.
– Света, – сказал он мягко, – это мой последний день. Мне холодно. Я пойду лягу.
Она вызвала скорую. Ему сделали укол, он подействовал кратковременно. За ночь ещё дважды пришлось вызывать врачей, которые ужасались и делали уколы…
Под утро он сказал: «Света, я знаю, что умру сегодня». Он сказал это спокойно и кротко, не жалуясь и не нервничая, и она ему не поверила – привыкла к тому, что он терпелив, как все индийцы, не боится смерти и с юмором говорит о своей болезни. Как обычно, она вновь вызвала скорую.
Через пять минут после укола он сказал, что ему лучше – почему-то перед смертью (мне это хорошо известно) наступает секундное просветление, как будто душе, перед тем как покинуть тело, предоставляется шанс исповедаться или сообщить нечто самое важное. «Что-то трепещет здесь, – указал он на сердце, – теперь здесь, выше – здесь!» – он показал на горло и в полном сознании откинулся на подушку. В семь часов утра 1 ноября его сердце остановилось.
…Она сообщила о смерти его друзьям-индийцам, и всё было сделано согласно индийской традиции. На другой день его тело было кремировано. Таким и было завещание Сингха, которое она однажды прочла в его записной книжке. Он просил также развеять его прах в реке. Светлана переспросила: «Какую реку ты имеешь в виду? Ганг?» Он улыбнулся: «Да, Ганг. Но я ведь могу умереть за границей. Кто станет думать о том, чтобы ехать к Гангу? Все реки одинаковы, все текут в океан».
Получив на руки урну, которая стояла теперь в её спальне, она думала о том, что он, встретивший смерть достойно, как подобает индусу, должен возвратиться в Ганг. Эта мысль назойливо стучала в виски: «Ты должна поехать сама – не поручай это никому. Ты должна это сделать сама». Она чувствовала свой долг перед Сингхом, ради неё, ради того, чтобы быть рядом с ней, он пожертвовал здоровьем, отказался от спасительного мягкого климата, который мог бы продлить его годы.
Жена египетского посла Шушу Галеб, с которой она дружила, прочитала её мысли и первой высказала их вслух, подтолкнув к действию. Светлана не верила, что ей дадут разрешение, ведь Косыгин и Суслов однозначно сказали: её никогда не выпустят за рубеж. Но, повинуясь эмоциям, она написала страстное письмо Брежневу и Косыгину, и в мозгах партийных ортодоксов наступило короткое просветление – Брежнев, говорят, был склонен к сентиментальности. На следующее утро её вызвали в Кремль и во время пятиминутной аудиенции сообщили о разрешении выехать в Индию, поставив условие: избегать общения с прессой.
Заграничный паспорт ей выдали в МИДе 11 ноября. Индийская виза, проставленная на один месяц, исчислялась со дня прибытия в Дели. По просьбе Динеша Сингха, племянника Браджеша Сингха и государственного министра Индии, пригласившего Светлану остановиться в его доме, она перенесла вылет на 20 декабря. Динеш просил отложить приезд до окончания сессии парламента.
Полтора месяца она почти не выходила из квартиры, боясь оставить комнату, в которой на прикроватной тумбочке стояла урна, зная, что в Москве с неодушевлёнными предметами могут происходить «удивительные чудеса». Перед вылетом её ждал сюрприз. В качестве «сопровождающего лица» и «переводчицы» по настоянию Громыко ей выделили некую Кассирову, сотрудницу МИДа, роль которой, как вскоре выяснилось, была аналогичной той, которую вплоть до поступления в университет осуществляли приставленные к ней «дядьки».
Жизнь пятая. По странам и континентам
Светлана уходит на Запад
У Светланы было несколько кругов общения: школьный, студенческий, служебный, семейный. В семейный круг вошли также дети друзей родителей, с некоторыми – Серго Берией, Марфой Пешковой, с Микоянами – она подружилась. Затем их пути разошлась. Серго обиделся на Светлану за фразу из «Двадцати писем»: «Страшную роль сыграл Берия в жизни нашей семьи. Как боялась и ненавидела его мама!» – и отказался видеться с ней, когда в 1984 году она ненадолго вернулась в СССР. С Марфой Пешковой и Элеонорой Микоян Светлана рассталась из-за отсутствия общих интересов. Сохранив чувство обиды, через много лет обе вспоминали, что Светлана была скромной и умной девушкой, но «с характером». В это слово можно вложить разный смысл. В их рассказах оно означало: девушка «с перчинкой», капризная, своенравная.
Светлана перечислила имена тех, кто был рядом с ней в дни похорон Сингха и провожал её в непродолжительную поездку в Индию, вылившуюся, как оказалось, в 17-летнюю эмиграцию. Школьная подруга Аля, редактор Издательства Восточной Литературы, вместе со Светланой поступавшая в МГУ и окончившая его по той же специальности, новая история США; одноклассники: Вера, доктор биологических наук, и Миша, инженер-строитель. С ним в младших классах она обменивалась любовными записками на промокашках и раздружилась в 11-летнем возрасте, когда после ареста родителей его перевели в другой класс. Он разыскал её телефон после XX съезда и позвонил, с тех пор они вновь стали друзьями.
Была чернокожая Берта, искусствовед, знаток музыки и искусства Африки, выросшая в Ташкенте. Её родители, американский негр и еврейка, переехали в СССР на постоянное место жительство в 30-е годы. В то время дети от смешанных браков, похожие на своих чернокожих отцов, в СССР были редкостью, и Берте стоило немалых трудов при получении паспорта отвергнуть требование милиции записать в графе национальность «русская» или «узбечка». «Да посмотрите на меня! – кричала Берта – Я негритянка и хочу быть негритянкой!» Ей пошли навстречу, и она была единственной в Узбекистане «советской негритянкой». Тогда это слово оскорбительным не считалось.
Был Фёдор Фёдорович Волькенштейн, доктор физико-математических наук, к которому обращены «Письма к другу», сын поэтессы Наталии Крандиевской и известного в дореволюционной Москве адвоката Федора Волькенштейна. Перед революцией они разошлись, и Крандиевская вышла замуж за писателя Алексея Толстого. В начале тридцатых годов, когда на квартире Горького за питейным столом собралась группа писателей, в присутствии Сталина Федя начудил – произнося тост, нескладно скаламбурил: «Выпьем за ОТСТАЛИНА!» Все окаменели. Сталин ухмыльнулся юному физику, проглотил шутку и поднял бокал. Все выпили. Пасынку Толстого неудачная хохма сошла с рук.
Звонили, приходили и выражали сочувствие в связи со смертью гражданского мужа бывшие коллеги из ИМЛИ. Среди её друзей были поэты, драматурги, известные и малоизвестные, литературоведы, журналисты, переводчики, редакторы, кинокритики и киносценаристы. Многие звонили ей и выражали своё соболезнование.
Позвонила Фаина Раневская. Светлана запомнила её «глухой, сдавленный бас, полный боли» и вспоминала позднее, что мало кто говорил с ней в те дни, как она.
Ни один автор,
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Светлана Аллилуева – Пастернаку. «Я перешагнула мой Рубикон» - Рафаэль Абрамович Гругман бесплатно.
Похожие на Светлана Аллилуева – Пастернаку. «Я перешагнула мой Рубикон» - Рафаэль Абрамович Гругман книги
- 20 писем к другу. Последнее интервью дочери Сталина - Светлана Иосифовна Аллилуева - Биографии и Мемуары / История
- Политическая биография Сталина. Том III (1939 – 1953). - Николай Капченко - Биографии и Мемуары
- Дочь Сталина - Розмари Салливан - Биографии и Мемуары
- Неизвестная грань творчества Михаила Круга - Леонид Ефремов - Биографии и Мемуары
- Неизвестная грань творчества Михаила Круга - Леонид Ефремов - Биографии и Мемуары
- Александр Антонов. Страницы биографии. - Самошкин Васильевич - Биографии и Мемуары
- Стихи о Новороссии. Эссе памяти - Елена Сударева - Биографии и Мемуары / Поэзия
- Вокруг света: в поисках совершенной еды - Энтони Бурден - Прочая документальная литература
- Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера - Дэвид Керцер - Биографии и Мемуары / История / Публицистика
- О БОРИСЕ ПАСТЕРНАКЕ. Воспоминания и мысли - Николай Николаевич Вильмонт - Биографии и Мемуары