Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но если человек в развитии не насилует и не извращает природы, он все-таки меньше терпит.
8 октября 1869 года, среда
Сегодня навестил меня А. В. Тимофеев, с которым мы не видались лет двадцать пять. Он когда-то много писал, и его читали, а Сенковский было произвел его даже чуть не в гении. Впрочем, он не лишен дарования и умен, только не было твердости в его идеях и обдуманности в распорядке их. Да он и мало имел познаний. С нравственной стороны он всегда отличался добротою и благородством. Мы были с ним близки, когда он жил в Петербурге. Он женился на богатой девушке и затем жил в Москве, где и поднесь живет в независимости и спокойствии.
Оргия идей — наш век богат ими до излишества. Многие упиваются ими и так называемыми доктринами до чертиков, когда им начинают мечтаться такие чудеса, которым и места нет на земном шаре, а есть только место в мозгу их изобретателей да разве в доме сумасшедших, да еще в восторге всевозможных равенств — равенство достояний, умов — трепещет «святая каналья», и Виктор Гюго требует из Лозанны всеобщей резни как залога будущих неисповедимых благ. Странно, что никто не спросит у этого яркого защитника демократии и бедных, почему он своих полмиллиона франков, взятых с книгопродавцев за плохой роман, не разделит между собою и страждущею меньшею братиею? Хоть бы половину отдал им! Но он даже пожалел ста франков на памятник Ламартину, который хоть был тоже порядочный мечтатель, но честный человек и не был ни таким свирепым кровопроливцем, ни таким пустозвонным защитником низших братьев. Фразы, фразы и фразы!
Министр внутренних дел приготовил ко внесению в Государственный совет проект о некоторых изменениях и дополнениях в законах о печати стеснительного свойства. Несколько времени тому назад начали появляться по этому поводу статьи в газетах: «Московских ведомостях», в «Голосе», в «С.-Петербургских ведомостях», сильно нападавшие на этот проект, известный в публике, впрочем, еще только по слухам. Теперь министр остановился с ним и не дал ему ходу. Говорят, причиною тому был великий князь Константин Николаевич, который даже выразился, что мы, то есть общество и правительство, многим обязаны печати и что потому было бы крайне несправедливо и неблагоразумно ограничивать ее новыми стеснениями.
14 октября 1869 года, вторник
Древо жизни зеленеет и цветет под влиянием светлых надежд и теплых верований юности, но недолго. Потом холод опыта и бури общественных превратностей поражают его, листья опадают; обнаженное, ободранное дерево жизни стоит одиноким и пугает прохожего своим безобразием.
25 октября 1869 года, суббота
Вечер у Ивана Петровича Корнилова. Исполнение по циркуляру Потапова насчет земли крестьян Северо-Западного края приостановлено. Но Потапов остается во всем своем блеске и могуществе. П. Н. Батюшков и Шестаков уволены. Проект Тимашева о некоторых ограничениях по делам печати, говорят, опять пойдет в ход. Все это производит много толков и неудовольствий в известной части публики, то есть интеллигентной и патриотической.
Человек не был бы человеком, если бы он не делал глупостей, не работал, не страдал, не умирал.
Вот одна черта из характера покойного государя Николая Павловича.
У Норова Авраама Сергеевича был старший брат Василий, человек очень умный, как о том свидетельствуют находившиеся у меня письма его к родным, история 1812 и 1813 годов (напечатана, но у меня была в рукописи) и многие его литературные заметки, находившиеся у меня также в рукописи. Этот Василий Норов служил в гвардии, в полку, которым командовал Николай Павлович, в то время великий князь. Был смотр полка. Великий князь приехал в дурном расположении духа. Обходя ряды солдат, он остановился против одного офицера, возле Норова.
Физиономия ли этого офицера не понравилась великому князю, или он неловко, как-нибудь не по темпу пристукнул ногою, только его высочество сильно разгневался на него, схватил его за руку и ущипнул. Затем он направился к Норову, но тот, не допуская его к себе на два шага, сказал: «Ваше высочество, я щекотлив».
Через два или три месяца случился новый смотр. Был день ненастный, и как раз у места, где стоял Норов со своим взводом, образовалась огромная лужа. Великий князь был на коне; приближаясь к луже, он дал шпоры лошади, которая, прянув в лужу, окатила Норова с ног до головы. По окончании смотра Норов явился к своему полковнику и подал просьбу об отставке. Его любили все товарищи в полку и тоже объявили, что и они подают в отставку. Полковник не знал, что делать, и довел обо всем до сведения государя. Его величество сделал выговор его высочеству, и дело уладилось.
Прошло несколько лет. Николай Павлович вступил на престол. Настало злосчастное 14 декабря. Норов был привлечен к делу, не как участник бунта — чего не было, но как знакомый со многими из его участников. Тут дорого пришлось поплатиться бедному Норову. Его посадили в крепость, продержали несколько лет в заключении, кажется в Ревеле или в Риге; потом, по просьбе матери, выпустили из крепости и отправили солдатом на Кавказ. Там он тоже пил горькую чашу несколько лет. Наконец мать, чувствуя близость своей кончины, написала слезное моление к государю о дозволении приехать сыну принять ее последний вздох. На это было дано соизволение, а потом Норова уволили от службы солдатом и запретили ему въезд в обе столицы. Измученный таким образом и полуубитый, этот даровитый, умный и честный человек еще просуществовал кое-как несколько времени в деревне. Авраам Сергеевич не мог без глубокой скорби вспоминать об этом брате, которого он горячо любил и который заслуживал любви всех, кто сколько-нибудь знал его.
(Анекдот этот я слышал из уст Аврааму Сергеевича, сестры его жены — Веры Егоровны Паниной, и племянника его, Поливанова. Вариант: Василий Сергеевич Норов, бывши еще мальчиком и находясь в обществе великого князя Николая Павловича, тоже еще ребенка, в игре чем-то огорчил его, и это вспомнил его высочество на смотру. О щипке я слышал не от самого Авраама Сергеевича, но от других названных лиц).
1 ноября 1869 года, суббота
Пишу биографию А. С. Норова к 29 декабря. Ужасно трудно добывать сведения.
Потапов явился в новом блеске славы и придворного величия, хотя и доказано в Главном крестьянском комитете, что он действовал не умно и вредно. Виленский губернатор Шестаков и Батюшков сменены, говорят, за то, что они сообщили точные сведения о потаповских деяниях в редакцию «Московских ведомостей». Первый, сверх того,
- Дневник. Том II. 1856–1864 гг. - Александр Васильевич Никитенко - Биографии и Мемуары
- Военный дневник - Франц Гальдер - Биографии и Мемуары
- Записки - Модест Корф - Биографии и Мемуары
- Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев - Биографии и Мемуары
- Болельщик - Стивен Кинг - Биографии и Мемуары
- На войне под наполеоновским орлом. Дневник (1812–1814) и мемуары (1828–1829) вюртембергского обер-лейтенанта Генриха фон Фосслера - Генрих фон Фосслер - Биографии и Мемуары
- Гражданская война в России: Записки белого партизана - Андрей Шкуро - Биографии и Мемуары
- Записки Видока, начальника Парижской тайной полиции. Том 1 - Эжен-Франсуа Видок - Биографии и Мемуары
- Диссиденты 1956–1990 гг. - Александр Широкорад - Биографии и Мемуары
- Мой театр. По страницам дневника. Книга I - Николай Максимович Цискаридзе - Биографии и Мемуары / Театр