Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рукопись обрывается на слове описать … Стоп! А почему собственно Иван Николаевич должен описывать наваливающуюся тучу?
«Меня другое теперь интересует… Я другое хочу написать»… И которую с криком проснувшийся «не сумеет описать …»
На слове описать Булгаков (мы уже встречались с этой особенностью его творческого процесса) откладывает черновую тетрадь. Теперь окончательно сложившийся в его голове эпилог он продиктует сразу набело — от начала и до конца. При диктовке слишком намекающий глагол снимет. Точно так же, как снимет уточнение профессии героя. Но самые понятия не отменит. Они, тревожа воображение читателя, уйдут куда-то в глубину, не подчеркнутые, даже не названные и тем не менее подразумевающиеся.
Мы расстаемся с Иваном Николаевичем в эпилоге, когда он проходит по знакомым местам, а потом ему снится грозовая туча над Лысой Горой… Теперь он историк, он другой человек. Может быть, мы расстаемся с ним в преддверии его будущего? А будущее его — страшно подумать — этот самый роман, который мы дочитали?
И эти загадочные слова в отвергнутой концовке романа — о том, что кто-то отпускает мастера на свободу… Кто отпускает мастера на свободу? Кто отпускает его так же, как он сам только что отпустил созданного им героя? Воланд, подаривший ему последний приют? Или Тот, кого мастер так никогда и не увидит и кто прочел его роман? Или гораздо ближе — тот, кто написал его — подобно тому, как он сам написал созданного им героя?
И не для того ли, чтобы подсказать нам это, переписан и дописан эпилог?
Остаются тайной и два последние слова в романе.
«…Жестокий пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат».
Или Понтийский Пилат? В разных изданиях печатается по-разному.
С этой загадкой я столкнулась впервые, когда восстанавливала текст романа в конце 1980-х годов. В последнем авторском тексте — в сохранившейся машинописи эпилога — Понтийский. В подготовленном Еленой Сергеевной к изданию в 1960-е годы — Понтий. Почему?
Первая мысль: у нее был какой-то не дошедший до нас дубликат последней страницы с авторской правкой. Но от этой мысли пришлось отказаться. В тот светлый период работы с рукописями я открыла машинописную копию романа «Мастер и Маргарита» в фонде П. С. Попова[30] — очень тусклую копию, четвертый или пятый экземпляр с искрошившимся титульным листом — и поняла, что это и есть текст, собственноручно перепечатанный Е. С. Булгаковой в первые месяцы после смерти писателя, а несколько позже, но в том же 1940 году подаренный ею П. С. Попову.
Эта ее первая, еще простодушная и наивная перепечатка очень близка к оригиналу: в ту пору Е. С. не умела да почти и не решалась редактировать роман. В этой копии роман заканчивается словами: Понтийский Пилат. Стало быть, именно эти слова стояли в подлиннике. А поправку (правильную или ошибочную — вот в чем вопрос) Е. С. внесла позже — что-то вычислив в рукописях, находившихся в ее распоряжении.
Увы, нет никакой уверенности в том, что рукописи, находившиеся в ее распоряжении, полностью мне доступны. Что-то, как известно, затерялось в недрах Государственной библиотеки. Что-то сохранившееся и, может быть, существенно важное я попросту не смогла получить. (Текстолог, не имеющий доступа к текстам, — один из феноменов фантастической страны России.) Попробуем просмотреть то, что доступно.
Самую раннюю формулу концовки я обнаружила в середине одной из тетрадей второй редакции. Здесь на с. 512 (нумерация страниц в этих тетрадях сплошная) вписана отдельная строка:
«…прокуратор Иудеи Понтий Пилат»[31].
Строка вписана, когда лист еще был чист. Потом, отделив эту строку чертою сверху и чертою снизу, писатель продолжает — так сказать, обтекая строку — свое повествование об извлечении мастера («Весь в грязи, руки изранены, лицо заросло рыжеватой щетиной. Человек щурился от яркого света люстр, вздрагивал, озирался. Глаза его светились тревожно и страдальчески»), проставляет рабочую дату: «Утро 7. I.1934»… Дата относится к тексту, а не к строке. Строка, как уже отмечено, написана раньше.
Перед нами формула окончания. Окончания — чего? Романа мастера? Нет. Михаил Булгаков (мы далее увидим подтверждение этому) впервые фиксирует предполагаемое окончание своего романа в целом.
Тем не менее во второй редакции (на страницах которой сделана запись) эта формула не использована: повествование оборвано на полуслове. Нет этой формулы и в устах мастера. Тем более ее нет в главах «евангельских»: в этой редакции «евангельские» главы отсутствуют.
Редакция третья уже заканчивается так: «…И бледнел и уходил навеки, навеки шестой прокуратор Понтийский Пилат». Но как собирался закончить свой роман мастер — по-прежнему неизвестно.
Даже в четвертой редакции, полной и прекрасно сохранившейся, мастер все еще ничего не говорит об окончании своего романа. И заканчивается роман мастера так: «Светильники погасли. На ложе лежал прокуратор. Подложив руку под щеку, он спал, дышал беззвучно. В ногах лежал Банга, спал». А вот заключительная формула романа в целом определилась: «…пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат».
Только в редакции пятой, при диктовке на машинку, мелодия последней строки начинает становиться сквозным мотивом романа. «…И я уже знал, что последними словами романа будут — пятый прокуратор Иудеи Понтийский Пилат», — говорит мастер[32].
В окончание романа мастера вводится, наконец — не сразу, правкой по машинописи, фактически в редакции шестой: «…Так встретил рассвет пятнадцатого нисана пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат».
И роман «Мастер и Маргарита» — покуда не написан эпилог — заканчивается словами: «…Жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат».
Вот эту концовку Е. С. и сочла окончательной и на ней остановилась, выправив формулу и в первом и в последнем ее упоминаниях.
Оспорить ее решение я не могла — мне нечего было противопоставить ее решению. Даже приведенные здесь сопоставления, не говоря о достаточно полном исследовании «копии Попова», я сделала не сразу. Поэтому, как всегда в спорных случаях, сохранила редакторское решение Е. С. Булгаковой, отметив в комментарии: «В авторском тексте: „всадник Понтийский Пилат“. Е. С. Булгакова, внесшая это существенное изменение в концовку романа, вероятно, имела соответствующее распоряжение автора. Документальный след этого распоряжения обнаружить, однако, не удалось. Вопрос о последних словах романа „Мастер и Маргарита“ остается открытым»[33].
Роман, как известно, вышел в бесчисленном количестве изданий. Одни издания печатались по этому, подготовленному мною тексту (с ссылками и без ссылок). Другие — по устаревшему тексту 1973 года, где роман, в соответствии с рукописью, заканчивался
- Белая гвардия Михаила Булгакова - Ярослав Тинченко - Биографии и Мемуары
- Дневник Елены Булгаковой - Елена Булгакова - Биографии и Мемуары
- Булгаков. Мастер и демоны судьбы - Борис Соколов - Биографии и Мемуары
- Автор как герой: личность и литературная традиция у Булгакова, Пастернака и Набокова - Джастин Вир - Литературоведение / Публицистика
- Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Комментарий - Ирина Захаровна Белобровцева - Культурология / Литературоведение
- Неизвестная грань творчества Михаила Круга - Леонид Ефремов - Биографии и Мемуары
- Неизвестная грань творчества Михаила Круга - Леонид Ефремов - Биографии и Мемуары
- Александр Блок. Творчество и трагическая линия жизни выдающегося поэта Серебряного века - Константин Васильевич Мочульский - Биографии и Мемуары / Литературоведение
- Полководец. Война генерала Петрова - Владимир Васильевич Карпов - Биографии и Мемуары / История
- Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2 - Ирина Кнорринг - Биографии и Мемуары