Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В его обязанности входило просматривать поступающие в цензуру книги на французском, немецком и английском языках. В том числе — присылавшиеся из жандармского управления. На сопроводительном письме нередко стоял гриф: «Секретно», иногда: «Арестантское». Это означало, что книги изъяты при обыске и аресте. Брошюры и листки на польском и «малорусском» присылались ему же, поскольку отдельного цензора для чтения книг на этих языках не было.
Это была тяжелая, изнуряющая работа, но А. И. ею дорожил: семья росла, нужны были деньги, служба в Духовной академии, достойная и авторитетная, оплачивалась очень скромно, и жалованье цензора — 1200 рублей — составляло половину его годового дохода.
…Работал в цензуре, и на стол его, в числе прочего, ложились книги на украинском языке. На украинском? Напомню, что в те годы государственная политика стремилась изгнать из обращения самые слова «украинский язык», настойчиво и последовательно заменяя их выражением малороссийское наречие. И цензурные разрешения на издание какой-нибудь книжки на украинском языке, как правило, снабжались формулой: «Может быть дозволено к напечатанию под условием применения к малороссийскому тексту правил правописания русского языка».
Но вот, аннотируя присланную в цензуру украинскую книжку, Аф. Ив. автоматически начинает недозволенный эпитет — «ук<раинский>», который тут же, не дописав, вычеркивает. Он хорошо знает, что это слово употреблять не рекомендуется. Но, стало быть, про себя он этот народ и этот язык называл украинским — так, как назывались посвященные украинской литературе книги Н. И. Петрова.
Или на поступивший в цензуру совершенно четкий официальный запрос: «На каком славянском наречии изложен текст брошюры?» — отвечает неожиданно не по форме: «Этот листок написан на малорусском языке»[472]. (Курсив мой. — Л. Я.)
Это — непроизвольные следы живой мысли и живого отношения к украинскому языку в семье, в которой растет маленький мальчик, будущий автор «Белой гвардии» и «Дней Турбиных». И поэтому мне, исследователю творчества Михаила Булгакова, так интересна эта тихая мелодия личности его отца.
(Отступление. Несколько слов о Г. С. Сковороде.
Я обыкновенно пишу не спеша. Перепечатываю, снова перечитываю: все ли ясно? Откладываю на время рукопись, чтобы потом перечитать еще раз: действительно ли совершенно ясно? Кажется, все доказано, все показано, цитаты проверены, ссылки на месте. Иногда работа публикуется… И тут оказывается, что никто ничего не понял. По крайней мере, булгаковеды…
Ну, что может быть непонятного в том, что профессора Петрова и его младшего коллегу связывала дружба и разница в возрасте в двадцать лет не была помехой этой дружбе? Тем не менее популярнейший истолкователь творчества Михаила Булгакова диакон А. В. Кураев пересказывает это так: «Крестный отец Михаила — профессор Киевской духовной академии Н. И. Петров, несмотря на большую разницу в их возрасте, был позже другом своего крестника».
Помилуйте, чьим другом? Михаил Булгаков моложе Н. И. Петрова на пятьдесят лет! В те годы, когда профессор Петров бывал в доме в Кудрявском переулке, будущий писатель был крайне мал, он был дитя, как сказал бы Остап Бендер.
Первенство в столь неожиданном прочтении моего тезиса принадлежит однако не диакону Кураеву. За много лет до него это сделала И. Л. Галинская, чьи слова Кураев дословно повторил, не сославшись.
Галинская писала: «Восприемник будущего писателя, Петров, несмотря на большую разницу в их возрасте, был позже другом своего крестника, и трудно поверить, чтобы о Сковороде между ними не было говорено никогда»[473]. (В обеих цитатах курсив мой. — Л. Я.)
А здесь и ссылка имеется — представьте, на мои работы: «См.: Яновская Л. Творческий путь Михаила Булгакова, с. 9–12» и даже на мою журнальную статью по той же теме, когда-то опубликованную в «Вопросах литературы»[474].
«См.» написано с явным расчетом на то, что никто смотреть не будет. Ибо ни об общении Михаила Булгакова — подростка или юноши — с Н. И. Петровым, ни об увлечении будущего писателя личностью или философией Григория Сковороды там ничего нет. Нет такой информации. Ее не было тогда, когда я делала свое сообщение в «Вопросах литературы», нет и теперь, много лет спустя после выхода в свет книги Галинской.
Так в чем же дело? А в том лишь, что в 1980-е годы, когда Галинская сочиняла свой труд о Михаиле Булгакове, на Украине неожиданно вспыхнул интерес к действительно незаурядной личности XVIII века — странствующему философу и поэту Г. С. Сковороде. Тут же в Киеве на Подоле ему поставили памятник: одну из тех серых скульптур, которые как раз тогда стали входить в моду на улицах российских и украинских городов. И Галинскую осенила счастливая идея — вдвинуть фигуру Сковороды в биографию и творчество Михаила Булгакова.
А что? Эсу де Кейроша — можно, Краснушкина — можно, а Сковороду — нельзя? Чем он хуже? И почему бы не считать, что философия романа «Мастер и Маргарита» — всего лишь пересказ философии Григория Сковороды, а сам Сковорода — точнехонький прототип мастера?
И совпадения можно найти; на свете вообще бездна совпадений — всего со всем, особенно если поискать. Например, и Сковорода и мастер не публиковались при жизни: «Известно, наконец, что реальный Сковорода ни одно из своих сочинений при жизни не напечатал (как и булгаковский герой)», — пишет Галинская[475].
Правда, булгаковского мастера и посмертно не публиковали. Не считать же фразу Воланда «Рукописи не горят» и последовавшее за этой фразой краткое извлечение из небытия сгоревшей рукописи — публикацией. Да и горят эти рукописи тут же в романе снова, уже окончательно, вместе с домиком застройщика…
И еще: женаты не были оба! При внимательном чтении романа видно однако, что мастер был женат, и даже дважды: сначала на «Манечке… нет, Вареньке…», потом его «тайной женою» навечно становится Маргарита… Но это, должно быть, мелочи…
Зато каково сходство в портрете! «…Портрет философа, писанный с него в конце жизни. <…> Его стрижка „в кружок“ напоминает черную круглую шапочку булгаковского героя», — пишет Галинская[476].
В быту эта стрижка называлась «под горшок»: цирюльник усаживал казака на табурет, на голову ему надевался глиняный горшок, и все те кудри, что свисали из-под горшка, аккуратно отстригались, в результате чего получалась идеально ровная — и очень популярная на Украине — стрижка, изящно именуемая Галинской «в кружок»… Но чтобы представить, что с этой стрижки Булгаков писал портрет своего любимого персонажа, требуется действительно богатое воображение.)
…И после смерти А. И. Булгакова его коллеги, профессора Киевской духовной академии, доставляли начальству немало забот. Профессор А. А. Глаголев, человек очень близкий семье Булгаковых, безусловно против ожиданий властей принял участие в знаменитом «деле Бейлиса» в качестве эксперта защиты, что, вероятно, и повернуло «дело» к
- Белая гвардия Михаила Булгакова - Ярослав Тинченко - Биографии и Мемуары
- Дневник Елены Булгаковой - Елена Булгакова - Биографии и Мемуары
- Булгаков. Мастер и демоны судьбы - Борис Соколов - Биографии и Мемуары
- Автор как герой: личность и литературная традиция у Булгакова, Пастернака и Набокова - Джастин Вир - Литературоведение / Публицистика
- Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Комментарий - Ирина Захаровна Белобровцева - Культурология / Литературоведение
- Неизвестная грань творчества Михаила Круга - Леонид Ефремов - Биографии и Мемуары
- Неизвестная грань творчества Михаила Круга - Леонид Ефремов - Биографии и Мемуары
- Александр Блок. Творчество и трагическая линия жизни выдающегося поэта Серебряного века - Константин Васильевич Мочульский - Биографии и Мемуары / Литературоведение
- Полководец. Война генерала Петрова - Владимир Васильевич Карпов - Биографии и Мемуары / История
- Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2 - Ирина Кнорринг - Биографии и Мемуары