Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже через несколько дней Муссолини объявил состав своего первого кабинета. В благодарность за помощь в приходе к власти он включил в него несколько ras. Также в правительство вошли представители всех крупных партий, кроме коммунистов и его старых друзей социалистов. Фашисты получили всего четыре портфеля, два из которых – министров внутренних и иностранных дел – Муссолини оставил за собой. 16 ноября он выступил перед настороженным парламентом, в зале которого депутаты-фашисты были облачены в свою грозную полувоенную форму. В речи Муссолини прозвучали твердость, целеустремленность и неприкрытая угроза. Он сказал, что при желании мог бы в этом «сером и мрачном зале устроить лагерь для своих бойцов. Мог бы заколотить двери в парламент и сделать правительство исключительно фашистским», но делать этого он не будет. И после паузы добавил: «По крайней мере пока». Парламентарий от Сардинии Эмилио Луссо записал у себя в дневнике, что Муссолини напомнил ему кошку, играющую с мышкой: «то мягко подержит в лапах, то отпустит, то опять схватит».
В последовавшем после этого голосовании о доверии правительству против Муссолини выступили только коммунисты и социалисты; несколько депутатов воздержались, а все бывшие премьер-министры вместе с большинством проголосовали за поддержку нового правительства. А просьба Муссолини дать год на осуществление «основополагающих реформ» получила внушительное большинство. У него отныне была возможность править, не заручаясь одобрением парламента. На невероятный взлет от мало кому известного журналиста до главы правительства ему потребовалось менее двух лет.
После первой недвусмысленной угрозы Муссолини действовал теперь осторожнее, осознавая необходимость перехода от необузданных нападок сквадристов к легитимному правлению. Преданные ему ras, получившие статус герарка, то есть партийного вождя, были, по большей части, людьми недалекими, и эгоистичными, но некоторые из них получили тем не менее посты заместителей министров. Горячий и амбициозный Бальбо стал ответственным за формирование народной милиции и подчинялся непосредственно Муссолини. Так как в центре того образа новой Италии, который виделся Муссолини, стояли молодость и жизненная сила, на пост министра образования был назначен философ Джованни Джентиле, которому поручили составить программу всеобъемлющей реформы системы образования с упором на новые общественные ценности и верования. Однако, получив в свои руки власть, Муссолини не намерен был ею делиться. Не хотел он, чтобы окружающие считали себя его друзьями. Он предпочитал, чтобы они относились к нему с уважением и некоторым страхом, и иногда презрительно отзывался о них как о «пигмеях». Единственным его доверенным лицом был брат Арнальдо, ставший теперь редактором Il Popolo d’Italia, которую он активно превращал в рупор режима. Братья говорили по телефону каждый день, в десять часов вечера. Позвонить в Милан Ракеле Муссолини не всегда находил время, и Эдда болезненно переживала отсутствие отца.
Так как фашизм претендовал на духовную новизну, рожденную из товарищества и жертв, принесенных на алтарь войны, ему необходимо было выковать свое, укорененное в национальной истории прошлое. Муссолини обратился к мифам Древнего Рима. Возрождение памяти о нем и его ритуалов должно было прийти на смену демократическому выбору. В официальную пропаганду вплетались темы крови и мученичества, насилию фашизма придавались черты «святости и морали», приход Муссолини к власти подавался как результат фашистской революции.
Так называемая годовщина основания Рима была провозглашена национальным праздником, римский орел и волчица, вскормившая братьев Ромула и Рема, стали предметами поклонения, а fascio — от латинского слова fascis, обозначающего пучок травы, привязанный к топору и символизировавший в Древнем Риме власть и силу, – стал эмблемой итальянского государства. Для разрешения многочисленных противоречий Муссолини заявил, что фашизм объединит в себе традицию и современность, национализм и синдикализм, консерваторов и революционеров, великое прошлое классического Рима и устремленные в будущее индустриализацию и технологический прогресс. В этом хитроумном замесе противоположностей вера стояла выше разума, дух выше материи, действие выше мысли. «Наш миф, – провозглашал Муссолини, – величие нации». Ушлый и прожженный журналист, Муссолини, как никто другой, понимал «огромную магию слов».
В одном из самых первых своих публичных заявлений новый лидер пообещал «подлинно фашистскую внешнюю политику». «Я хочу, – сказал он, – чтобы к Италии относились как с сестре, а не как к официантке». Что именно это означает, было не совсем ясно, но иностранные правительства, с облегчением наблюдавшие за возвращением Италии к некоторому подобию стабильности, восприняли его слова с осторожным одобрением. Первое его появление на международной арене случилось через три недели после прихода к власти, на конференции в Лозанне по установлению границ Турции. Он опоздал и заставил остальных делегатов себя ждать. Несмотря на окружавшую его свиту телохранителей и охраны, выглядел он неуверенно и по большей части молчал. Через несколько недель в Лондоне его встречал военного типа парад обосновавшихся в Англии итальянских фашистов-чернорубашечников. Они жаловались ему на «серую грязь» британской столицы и яростно поносили приютившую их страну. В британской прессе, однако, о нем писали, как об «опасном негодяе», который к тому же, по всей видимости, был «немного не в себе».
Более серьезное испытание «подлинно фашистскую внешнюю политику» поджидало, когда в августе 1923 года на территории Греции был убит итальянский генерал, работавший в составе Международной пограничной комиссии. Муссолини приказал в ответ обстрелять с моря, а затем и оккупировать греческий остров Корфу. Погибло нескольких десятков человек, большинство из них дети. Греция ввела у себя военное положение. Настроенное поначалу воинственно британское правительство призвало Лигу Наций вмешаться. Муссолини пригрозил выйти из Лиги Наций, и Лондон отступил, обозленный наглостью и вероломством итальянца. Муссолини продемонстрировал свою силу, а Лига Наций – слабость. «Мы стали свидетелями плохого прецедента», – писал Роберт Делл в британской Manchester Guardian.
Устав от докучливых журналистов, Муссолини съехал из своего люкса в «Гранд-отеле» и поселился в квартире на Виа Раселла, неподалеку от Квиринальского дворца. Квартиру для него нашла Маргерита Сарфатти, она же подыскала и домработницу Чезиру Кароччи. Шаг за шагом он все лучше вписывался в римскую жизнь. Над ним откровенно смеялись, когда он впервые вышел на публику в пестром наряде из черной рубашки, шляпы-котелка и гетр. Тогда, по совету молодого дипломата-модника, он стал шить себе костюмы у дорогого портного, и то же самое рекомендовал делать своим гераркам. Британский посол сэр Рональд Грэхэм устроил в его честь прием, затем его примеру последовала принцесса Марианна Джованелли, фрейлина королевы. Теперь гости громогласно восхищались его манерами. О Дино Гранди, замминистра внутренних дел, говорили, что он выглядит, как «очаровательный пират», а об игривом бородаче Бальбо,
- Открытое письмо Виктора Суворова издательству «АСТ» - Виктор Суворов - Публицистика
- Охота на нового Ореста. Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836) - Паола Буонкристиано - Биографии и Мемуары
- Гений Зла Муссолини - Борис Тененбаум - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Возвращение блудного сына - Александр Омельянюк - Биографии и Мемуары
- Железный крест для снайпера. Убийца со снайперской винтовкой - Бруно Сюткус - Биографии и Мемуары
- Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947 - Альберт Кессельринг - Биографии и Мемуары
- 14-я танковая дивизия. 1940-1945 - Рольф Грамс - Биографии и Мемуары
- Святая Анна - Л. Филимонова - Биографии и Мемуары
- Дневники 1920-1922 - Михаил Пришвин - Биографии и Мемуары
- Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера - Дэвид Керцер - Биографии и Мемуары / История / Публицистика