Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поутру был у графа Модеста Андреевича Корфа, недавно приехавшего из Гомбурга. Он, между прочим, рассказывал мне много о князе П. А. Вяземском, с которым он жил там. Князь совершенно здоров, страдает только бессонницей. Лишь теперь я узнал настоящие лета его. Незадолго до отъезда графа из Гомбурга князь праздновал день своего рождения: ему исполнилось 82 года.
23 октября 1874 года, среда
Напечатан мой отчет о присуждении Уваровской премии за драматическое сочинение «Разоренное гнездо».
Можно ли в наше время управлять государством без совещания с лучшими выборными от народа людьми?
24 октября 1874 года, четверг
На днях произошел скандал в Медико-хирургической академии: студенты объявили, что они не хотят слушать лекций профессора И. Ф. Циона, занимающего кафедру физиологии, и разделились на две партии: одни свистали, другие аплодировали. Отчего это именно произошло, говорят весьма различно. Вообще в Петербурге невозможно добиться правды ни об одном происшествии. Всякий рассказывает по-своему и прибавляет часто свои вымыслы, уверяя торжественно, что он знает это из верного источника. Только и знаешь, что что-то случилось, а отчего и при каких обстоятельствах — узнается разве в вечности. Оттого я принял за правило вычитать из всех рассказов 99 %.
27 октября 1874 года, воскресенье
Основа величия и благосостояния народа заключается в его нравах. При хорошем состоянии нравов все разумные меры дают желанные, полезные результаты; все меры ошибочные смягчаются и теряют значительную часть своих неудобств. Можно сказать, что народ сам отвечает за все, что у него происходит и делается. Если несправедливо обвинять его за недостаток способностей, в которых отказала ему природа, то не следует роптать и жаловаться на обстоятельства и на лица, служащие будто бы источником всех зол, претерпеваемых обществом. Слабое и неспособное не может пользоваться выгодами, которые составляют естественное преимущество силы и дарований.
3 ноября 1874 года, воскресенье
У нас существует общее убеждение о бесполезности всяких правительственных мер, даже хорошего свойства. «Да из этого ничего не выйдет», — вы услышите каждый раз в подобных случаях. К счастью, дурные меры тоже не производят особенной скорби: «Да ведь это переменится скоро, перемелется — будет мука», — слышится везде.
Случившееся в Медицинской академии повторилось в Горном корпусе, в Технологическом институте и в университете. В последнем в меньшем размере. Студенты требовали увольнения Циона, который и уволен под видом отпуска за границу на год. В Горный корпус и Технологический институт потребовалось послать жандармов. Так как у нас печать находится под гнетом и запрещениями, то в газетах обо всем этом ничего не пишут, и оттого ходят по городу самые преувеличенные слухи.
Что значит эта эпидемия восстаний в школах? Молодым людям не нравится такое-то лицо в управлении школы или преподаватель, и они требуют немедленного его удаления. Разумеется, этого допускать нельзя. Но дело в том, что такие требования сделались возможными и почти повальными. Увы! Это только частные симптомы неурядицы, господствующей у нас повсюду, в администрации и обществе. Нравственность падает ниже и ниже; у молодых людей в сердцах есть благородство, но оно все направлено против существующего порядка вещей.
К правительству с каждым днем более и более теряется уважение. Сильнее и сильнее укореняется мнение, что реформы нынешнего времени и некоторые льготы есть чистый обман, потому что их стараются подкопать со всех сторон. Земство, суды, печать стесняются беспрестанно распоряжениями высших административных лиц. Это уже ни для кого не тайна.
Главное зло состоит в том, что теперь ничему не верят и менее всех правительству, которое усиливается отнять у нас то, что им же самим дано. Мы вступали на новый путь, а нас толкают назад. И весь этот новый путь не был какою-нибудь прихотью или мог быть и не быть. На него устремились в силу вопиющей необходимости. Освобождение крестьян, новые суды, земство, гласность и хоть некоторая свобода печати — разве это прихоть общества, а не такая потребность, не удовлетворив которой, нет возможности России существовать? Все недовольны, все страдают, и страдают невыносимо именно потому, что нет никакой уверенности в том, что будет завтра. Право, страшно становится за нашу будущность.
Кажется, тут никакие человеческие усилия ничему не помогут. Мы в руках истории, которая неудержимо влечет нас к какому-то роковому неизбежному кризису.
10 ноября 1874 года, воскресенье
Неумолкаемый шум в городе по случаю беспорядков в Медицинской академии, в Горном корпусе, Технологическом институте и университете. Цион уволен в виде долговременного отпуска. Уволен еще помощник инспектора Пальмин, которым давно были недовольны студенты. Пострадал более всех Горный корпус. Там распоряжался Валуев.
Человек двадцать воспитанников схвачены и, как говорят, препровождены в пересыльную тюрьму, а оттуда на железную, дорогу до Динабурга. Оттуда, одев их в казенные полушубки, их по этапу отправили на родину. И все это в несколько часов, без всякого разбирательства степени их вины. Но всего страннее, что третьего дня брали с воспитанников заведений подписки такого содержания (что, впрочем, особенно касалось университета): «Если университет будет закрыт, то я (имя рек) буду выслан с жандармами из Петербурга». Слово в слово так.
Между человеком и писателем бывает иногда огромная разница.
11 ноября 1874 года, понедельник.
Слухи о смене министра народного просвещения более и более распространяются. Уже и назначают на место графа Толстого Исакова, начальника военно-учебных заведений. Говорят о какой-то записке, поданной государю Потаповым о всеобщем неудовольствии, возбужденном греческою системой министра. В записке упоминается о многих молодых людях, которые по самым ничтожным причинам не получили так называемого аттестата зрелости и которые будто бы по этому поводу оказались в числе арестованных как заговорщики. Нынешним министром так недовольны и недовольных так много, что этим слухам охотно верят.
17 ноября 1874 года, воскресенье
Все слухи о графе Толстом, как и следовало ожидать, оказались чистым вздором. Он тверже сидит на своем месте, чем когда-либо.
19 ноября 1874 года, вторник
Заезжал к Перевощикову. Бедный старик совсем ослеп. Но он с непоколебимым мужеством несет бремя своих 84 лет и своей слепоты. Он сохраняет полную ясность и свежесть ума и памяти. Я нашел его спокойно сидящим в кресле, и ему читали газеты. Он расспрашивал меня о современных событиях, слушал с участием о том, что случилось у нас в последние дни,
- Дневник. Том II. 1856–1864 гг. - Александр Васильевич Никитенко - Биографии и Мемуары
- Военный дневник - Франц Гальдер - Биографии и Мемуары
- Записки - Модест Корф - Биографии и Мемуары
- Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев - Биографии и Мемуары
- Болельщик - Стивен Кинг - Биографии и Мемуары
- На войне под наполеоновским орлом. Дневник (1812–1814) и мемуары (1828–1829) вюртембергского обер-лейтенанта Генриха фон Фосслера - Генрих фон Фосслер - Биографии и Мемуары
- Гражданская война в России: Записки белого партизана - Андрей Шкуро - Биографии и Мемуары
- Записки Видока, начальника Парижской тайной полиции. Том 1 - Эжен-Франсуа Видок - Биографии и Мемуары
- Диссиденты 1956–1990 гг. - Александр Широкорад - Биографии и Мемуары
- Мой театр. По страницам дневника. Книга I - Николай Максимович Цискаридзе - Биографии и Мемуары / Театр