Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Привычка предполагать из возможного всегда худшее до того срослась со мною, что она даже не беспокоит меня, Иногда мне случалось счастливо в этом обманываться. Но тогда эту случайность я принимал как сюрприз, как подарок, и оттого мне не было хуже. Если же мои опасения сбывались, то я имел ту выгоду, что не был застигнут врасплох, и хотя зло от того не переставало быть злом, но как-то утешительно для самолюбия видеть, что нас не поймали на легковерии, что нас, как говорится, не успели надуть.
23 мая 1863 года, четверг
Чему научает знание жизни? Не слишком доверять жизни. Чему научает знание людей? Не слишком доверять людям. Чему научает вообще знание? Не слишком доверять знанию.
Экзамен из философии в университете. Жалчайшая философия, то есть логика и психология. Жалчайший экзамен. Студенты ничего не смыслят. Профессор Полисадов прйтворяется, будто он что-нибудь знает, и ставит им по «четыре», чем они очень недовольны и просят о «пяти». После я экзаменовал девиц.
Вечером был француз из Саверна с поклоном от Шаля. Он третьего дня приехал сюда, уверяет, что войны не будет. Не знаю, на чем он это основывает. Он, впрочем, не любитель Польши и революции, любит Россию, по словам его, и говорит хорошо по-русски. Зовут его Сеговиц.
24 мая 1863 года, пятница
Объяснение с Деляновым по поводу экзамена на звание гувернанток. Очень глупо. Объяснение с моей стороны было неполное, хотя и сильное.
25 мая 1863 года, суббота
Ниспровержение верований и основных нравственных истин, составляющих главные отличительные черты нашего времени, могут ли ручаться за установление новых, лучших? Дело не в том, что такие-то верования и такие-то истины уничтожаются, а в том, что уничтожаются вообще какие бы то ни было верования и истины, то есть уничтожается самый принцип, а не проявления его. Тут нет уже речи о замене одних другими, а о конечном разрушении. Скептицизм и материализм делают громадные успехи: все хотят заменить социальными отношениями без пособия нравственных условий и начал. Условия эти и начала подчиняются социальным, а не наоборот.
26 мая 1863 года, воскресенье
Философские исследования о литературе.
Поляки совершают неслыханные варварства над русскими пленными. На днях сюда привезли солдата, попавшего к ним в руки, а потом как-то спасшегося: у него отрезаны нос, уши, язык, губы. Что ж это такое? Люди ли это? Но что говорить о людях? Какой зверь может сравниться с человеком в изобретении зла и мерзостей? Случаи, подобные тому, о котором я сейчас сказал, не один, не два, их сотни. С одних они сдирали с живых кожу и выворачивали на груди, наподобие мундирных отворотов; других зарывали живых в землю и пр. Своих они тоже мучают и вешают, если не найдут в них готовности пристать к бунту. Всего лучше, что в Европе все эти ужасы приписываются русским, поляки же там называются героями, святыми и пр. и пр.
Слабость характера вызывает и поощряет насилие.
Самообладание, укрощение себя.
27 мая 1863 года, понедельник
Разлад между мыслию и жизнию — вот откуда происходит большая часть наших бедствий и всяческих нестроений. Мысль всегда стремится к идеалу — не к тому, что есть, а к тому, что может и что должно быть; действительность никак этому не покоряется. Мысль, насилующая действительность, никак этому не покоряется. Мысль, насилующая действительность, возбуждает борьбу. Чем мысль отважнее, идеальнее, непокорливее, тем неизбежнее победа над ней действительности. Зло, которое от того происходит, падает всею тяжестью на нас, не умевших примирить мысли с действительностью, хотя бы то посредством подчинения одного деятеля другому.
28 мая 1863 года, вторник
В апрельской книжке журнала «Время» напечатана статья под названием «Роковой вопрос» и подписанная Русский, самого непозволительного свойства. В ней поляки восхвалены, названы народом цивилизированным, а русские разруганы и названы варварами. Статья эта не только противна национальному нашему чувству, но и состоит из лжей.
Публика изумлена появлением ее в печати. Цеэ [председатель петербургского цензурного комитета] отставлен.
Язык до Киева доводит, а усилие или твердая воля — до цели.
Переехали на дачу на Аптекарский остров, в Аптекарский переулок, — в дом Миллер. Вечером, в восемь часов, я приехал на дачу. Был сильный, но летний прекрасный, теплый дождь. Я очень доволен моей дачей. Помещение удобно. Кругом сады, к ней принадлежащие, где свободно и уединенно можно гулять, сколько душе угодно. Рядом, в другом доме той же хозяйки, живет наш добрый старинный друг К. И. Рудницкий.
29 мая 1863 года, среда
Утром обошел сад. Всмотрелся еще больше в свою дачу и еще больше нашел причин быть ею довольным.
Обедал у Делянова, где, между прочим, были Погодин, Н. Ф. Павлов, М. О. Коялович. Разумеется, разговор все обращался к одному предмету — к польским делам. Коялович был недавно в Вильно и рассказывает удивительные вещи про нелепое управление Назимова. Да это просто дурак. Хорош, впрочем, и правитель в Варшаве. Вообще видно, что правительство отлично содействовало развитию восстания в Польше своею крайней слабостью и непринятием никаких мер. Немудрено, что народ потерял, наконец, надежду на защиту правительства, начал полагаться больше сам на себя, чем на него, и даже расправляться с бунтовщиками по-своему.
Журнал «Время» запрещен. Огромная ошибка правительства, то есть министра внутренних дел. Это запрещение даст благовидный повод нашим врагам говорить, что правительство употребляет насильственные средства, чтобы заставить замолчать истину, и проч.
Еще нелепее распоряжение Валуева. На место Цеэ назначен председателем цензурного комитета некто Турунов, чиновник министерства без всякого значения в обществе, ничем не соприкасающийся к литературе, не имеющий никакого понятия о таких щекотливых делах, как дела цензуры. Как запрещение «Времени», так и это назначение произвели весьма неважное впечатление на публику.
30 мая 1863 года, четверг
М. Н. Муравьев распоряжается решительно. Три ксендза расстреляны в Вильно. В Динабурге тоже расстрелян граф Платер, в Ковно — Моль.
Толки о войне как-то затихли, между тем все уверены в ее неизбежности.
31 мая 1863 года, пятница
Какое неблагородное, мстительное существо этот Валуев. Ему называли меня для замены Цеэ; он не согласился, без сомнения помня, что я явился перед ним не раболепным чиновником, а человеком несколько самостоятельного образа мыслей и независимого характера, и назначил на этот важный в настоящее время пост человека совершенно ничтожного, то есть он принес общественное дело в жертву своему глупому и мелкому самолюбию. Вот они, наши государственные люди! Мудрено ли, что в критические
- Военный дневник - Франц Гальдер - Биографии и Мемуары
- Записки - Модест Корф - Биографии и Мемуары
- На войне под наполеоновским орлом. Дневник (1812–1814) и мемуары (1828–1829) вюртембергского обер-лейтенанта Генриха фон Фосслера - Генрих фон Фосслер - Биографии и Мемуары
- Болельщик - Стивен Кинг - Биографии и Мемуары
- Гражданская война в России: Записки белого партизана - Андрей Шкуро - Биографии и Мемуары
- Легенда о сепаратном мире. Канун революции - Сергей Петрович Мельгунов - Биографии и Мемуары / История
- Записки Видока, начальника Парижской тайной полиции. Том 1 - Эжен-Франсуа Видок - Биографии и Мемуары
- Воспоминания военного министра - Владимир Александрович Сухомлинов - Биографии и Мемуары / История
- Диссиденты 1956–1990 гг. - Александр Широкорад - Биографии и Мемуары
- Мой театр. По страницам дневника. Книга I - Николай Максимович Цискаридзе - Биографии и Мемуары / Театр