Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему тебя и пришлось с ходу включать.
Пакин осторожно помассировал ладонью щеку, сказал бодрясь:
— Ладно, считай, что я уже включился.
Положил трубку, но не успел отойти, как вновь тренькнул звонок: Толик, шофер, возвещал о готовности начать трудовой день.
— Я у вас на площадке, за углом. Не рановато приехал?
Пакин скосил глаза на циферблат: близко к семи.
— Нормально. Сейчас спущусь.
Машина стояла на своем обычном месте, но Толик отсутствовал. Пакин подергал дверцы, одну, вторую — заперты.
На противоположной стороне улицы плавилась на солнце витрина табачного киоска, но разглядеть, не там ли шофер, мешала толпа, что клубилась на остановке. Как раз перед киоском. Накаленные ожиданием люди пытались взять на абордаж и без того переполненный автобус.
— Задняя площадка, закроем двери! — доносился из открытых окон салона усиленный микрофоном голос водителя. — Сами себя задерживаете, автобус не отправится, пока двери не будут закрыты.
Наблюдать такое было не в диковину, и однако чувствовал себя в малоприятной роли без вины виноватого. Как всегда, впрочем, в подобных случаях. Вроде бы делал все, от него зависящее, включая заботу о пополнении и обновлении автобусного парка, а баталии на остановках не прекращались.
Наконец автобус отошел, каким-то чудом вместив всех жаждавших уехать, и Пакин увидел своего шофера — тот бежал через улицу с местной газетой в руках. Решил, верно, что надо прямо с утра окунуть шефа в свежее варево городских новостей.
Передавая газету, заботливо посоветовал:
— Сняли бы пиджак, Андрей Федорович, всю спину изжамкаете, пока по кругу почета мотаем.
Кругом почета они именовали между собой осмотр города, который Пакин предпринимал всякий раз после более или менее длительной отлучки. Сегодня, однако, не было для этого ни сил, ни времени.
— Круг отменяется, — коротко бросил он.
Пиджак тем не менее снял: выкрашенная в черный цвет, машина успела изрядно накалиться на утреннем солнце.
Толик включил зажигание, молча скосил глаза на шефа: куда, в таком случае, рулить? Пакин вместо ответа скорбно скривил рот, ткнул пальцем в щеку.
— Так медицина же еще спит, Андрей Федорович, — известил Толик. — Поликлиника в восемь открывается.
— Давай, если так, в «Скорую», а то совсем дохожу.
Развернул принесенную Толиком газету. И на первой же странице наткнулся на новый сюрприз:
«Дорогие товарищи! Горисполком благодарит всех, кто откликнулся на призыв и принял участие в сборе металлолома, однако до необходимой цифры недостает еще около 470 тонн, что может задержать получение рельсов. Просьба еще раз поскрести «по сусекам». Пункт сбора прежний: двор школы № 1».
— Ну, металлолом — это понятно, — озадаченно проговорил Пакин. — Но при чем здесь рельсы?
— С этим металлоломом тут такое сейчас, — втиснулся Толик. — Мы у себя в гараже все железки собрали. Даже болты, у каких резьба оказалась сорванной. Гайки бросовые. Подчистую.
— Это все хорошо, хорошее дело, — одобрил Пакин и повторил: — Но рельсы-то с какого бока?
— Так на обмен же: мы им — металлолом, они нам — рельсы...
— Объяснил, называется: «мы», «они», «нам»...
Толик нахохлился:
— А чего меня допрашивать! Мое дело — баранку крутить. За вас Сан-Саныч оставался, у него и спросите.
Обиженно скрипнул тормозами, останавливая машину перед неожиданно возникшей преградой: поперек улицы, от фасада одного дома до фасада противоположного, тянулась, сверкая на солнце, металлическая лента. Ленту держали за концы два паренька. Они ее только что натянули, буквально перед бампером. Словно нарочно, чтобы помешать проезду.
— Чем занимаетесь, молодежь? — высунулся Пакин из окна машины.
Ответа не последовало. Вместо этого тот, что был справа, крикнул тому, что был слева:
— Коля, запиши: двадцать два плюс сорок семь. — И добавил, принимаясь сворачивать рулетку: — Ось погоним между тротуаром и проезжей частью.
Пакин повторил, сдерживая раздражение:
— Чем, спрашиваю, занимаетесь?
Тогда тот, у кого была рулетка, спросил в свою очередь:
— Вы — что, приезжий?
Пакин замешкался с ответом; паренек истолковал это как подтверждение.
— Свои-то все уже знают, чем мы занимаемся: прокладываем трассу трамвайной линии.
— Студенты? — высказал Пакин догадку. — Преддипломная практика?
— Что студенты — в точку, но эта работа к нашим дипломам отношения не имеет, трассу гоним всамделишную.
— Чертовщина какая-то!
В городе творилось непонятное, и вслед за этим восклицанием у Пакина чуть не сорвалось с языка — «Кто разрешил?» Но перед ним были, несомненно, простые исполнители чужой воли, поэтому он позволил себе лишь поинтересоваться:
— Вы от какой организации-то?
Парни одновременно пожали плечами, потом этот, с рулеткой, объяснил:
— Так совпало, что приехали на каникулы, а тут...
— Уловил: представилась возможность подзалатать брешь в студенческом бюджете?
— Ну, что вы, за деньги с этакой маетой ни в жизнь не связались бы, это на общественных началах.
Пакину не оставалось ничего другого, как только пожелать парням успеха. Он и сделал это, сопроводив пожелание вздохом недоумения.
У въезда во двор отделения «Скорой помощи» чудом не столкнулись с «Рафиком», неожиданно вымахнувшим на большой скорости из ворот. Толик высунулся из окна, прокричал вслед:
— Если красный крест на пузе, так для тебя и правил не существует?
Пакин не обратил на происшествие внимания. Точнее, оно отпечаталось в сознании как бы вторым планом — на первый план уже выступил предстоящий визит. Можно было не сомневаться: заведующий отделением не упустит случая — примется канючить насчет помещения. Наверняка.
А что ему скажешь? «Скорую» и в самом деле давно пора перетаскивать из этой бревенчатой развалюхи.
Но ему повезло: заведующего на месте не оказалось, его рабочий день, как выяснилось, начинался с восьми.
Зато не оказалось и медицинского персонала, все были в разъезде, обслуживали больных по вызовам на дому.
Единственная живая душа, дремавшая у телефона в образе девчушки-диспетчера, сказала Пакину с неудовольствием человека, который вынужден сто раз на дню объяснять прописные истины:
— Самостоятельный, кажется, гражданин, а не знаете простой вещи: с зубами надо обращаться не к нам, а в поликлинику.
— Но она с восьми, а я уже на стену готов лезть.
Странно все же устроен человек: стоило упомянуть про стену, как боль и впрямь пронизала челюсть, отдалась острым тиком в висок. С трудом удержавшись от стона, Пакин поспешно достал платок, прижал ко рту.
Девчушка «прониклась», повела сочувственно плечиками:
— Право, не знаю, чем помочь... — Поинтересовалась тем не менее: —
- Обвиняемый — страх - Геннадий Падерин - Советская классическая проза
- Ратные подвиги простаков - Андрей Никитович Новиков - Советская классическая проза
- Гвардейцы Сталинграда идут на запад - Василий Чуйков - О войне
- Сквозь огненные штормы - Георгий Рогачевский - О войне
- И прочая, и прочая, и прочая - Александра Бруштейн - Советская классическая проза
- Суд идет! - Александра Бруштейн - Советская классическая проза
- ОГНИ НА РАВНИНЕ - СЁХЭЙ ООКА - О войне
- Особая группа НКВД - Сергей Богатко - О войне
- Рассказы о наших современниках - Виктор Авдеев - Советская классическая проза
- Пленник стойбища Оемпак - Владимир Христофоров - Советская классическая проза