Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды Моисея и Профессора остановил у метро «Спортивная» милицейский патруль.
– Ну, бомжи, документы, паспорта и все такое, – обозначил один из стражей порядка. Моисей уже собрался доставать паспорт и прописку, но Профессор, не любивший этих неприятных процедур с милицией, извлек из сумки книги и протянул сержанту. Тот долго рассматривал корешки, а потом спросил:
– Ну что, отцы, есть ли жизнь на Марсе?
Подмигнул лукаво и отпустил восвояси – что же с вас взять, твари вы небесные…
У Мухаммеда даже появилась на Поклонной знакомая женщина, Рита. Она много говорила о высоком и спрашивала о Моисее.
– Удивительный человек. Где вы познакомились с этим стариком? Какие у него жгучие глаза. И это молчание! Такое необычное лицо! Кажется, что он вот-вот собирается заглянуть за небеса… И у вас, Израиль, выражение особенное, интеллигентное. Потом она спросила, есть ли у него жена. Жены у Профессора давно не было, но он, скрепя сердце, солгал. Рита была чрезмерна, но все равно ему понравилась. Об отъезде в Германию он ей не говорил. «Мы с ним скоро заглянем за небеса», – только заметил он загадочно. Она страдала и даже делилась с Моисеем:
– Я чувствую, как он одинок. Женщины это особенно чувствуют. Разве Бог запрещает счастье?
– Я не знаю этого, – честно ответил Пустынник.
Съездил все же на Поклонную гору и Черный Саат, но его там приняли сдержанно.
– Вы познали на себе силу Торы? – спросил у него при первой же встрече Симха, подозрительно всмотревшись в глаза. Моисей представил Саата как родственника, ближе стоящего к делам мирским. Но Симхе и не надо было этих слов, он читал это на лице пришедшего к нему человека.
– Нет, не познал. Еще, – отвечал Саат, пронзив тщедушного еврея кинжалом взгляда.
– Тогда вы должны больше молиться, – сказал Симха, не отворотив своего испытующего ока. После этого Саат не стремился в синагогу.
– Хватит двух делегатов к самому шайтану, – говорил он Карату, просматривая вечерние новости или гуляя по городу, меж зубов-домов, проросших рядами в этой гигантской акульей пасти.
По утрам он корпел над самоучителем немецкого языка и заставлял трудиться и Карата. У того дела шли неважно, он никак не мог уйти дальше местоимений, хоть и сумел осилить алфавит. Моисея и Мухаммеда в благодарность один из «поклонских» евреев обучал «идышь», уверяя, что это тот же немецкий, только веселее и ближе к душе.
– Верно, верно, пусть готовят душу, а я послежу за телом, – соглашался с Саатом тельник, помимо мороженого крепко «подсевший» на напиток с чудным названием «пиво».
Карат был не прост, как истинный селянин, он подвел под новое увлечение целую мировоззренческую базу – он слышал, что в Германии именно пиво заменяет и веру, и любовь. Об этом рассказывал Обгорелый Юсуф, вернувшийся из Косово и встречавший там немцев. Словам Юсуфа хотелось верить: если уж так весело струится эта золотая моча Аллаха в Москве, как же это все должно журчать в благополучном немецком краю! Карата не останавливали в его пристрастиях ни рано наступившие холода, ни промозглые диковинные дожди со снегом, он с легкостью мешал «Невское» с «Хайнекеном» и полировал сливочным мороженым безо всякого вреда для своего могучего организма. Могло создаться впечатление, что афганец собрался жить вечно. Казалось, и Карат в его детской беспечности, и Черный Саат, погруженный в изучение языка и газет, и Керим-Пустынник, истово посещающий синагогу, и Мухаммед-Профессор, вновь охваченный интересом к устройству мироздания, забыли, для какой цели они прибыли в Москву. Но, когда к Новому году в почтовом конверте пришла весть, что Моисей Шток может навсегда отбывать в Германию, они вздохнули с облегчением – первая часть большой операции, кажется, завершалась успешно. Пришло время разбрасывать камни – так говорили мудрецы. Мудрость древности едина – в этой уверенности укрепился Моисей-Пустынник, с ней и приступил к недолгим сборам. На Поклонной он больше не появлялся. Только Мухаммеду-Профессору все-таки жаль было покидать столицу неверных, этот третий безбожный океан, в котором ему чудесным образом дано было подержать в руках другой конец спирали, раскрученной войной двадцать лет назад, и обрести свой недолгий мир.
«Огонек»
Двадцать восьмого декабря маленькое кафе-стекляшка неподалеку от Трех вокзалов было закрыто на спецобслуживание. Хозяин, веселый здоровячок из бывших погранцов, томился в нетерпении, он желал лично встретить гостей. Но те задерживались.
На кладбище, поутру, Миронов не поехал: отмечать начали с позавчерашнего вечера, с Настей, и добраться до могил не хватило сил. А если по большому счету, то мертвые – мертвым, живые – живым. Правильно, Настя?
– Верно, Андрей Андреич.
– Правильно, потому что верно. Значит, принимаем маленькую.
Настя от приемов утомилась, даже с лица спала – к Миронову в эти дни гость пошел косяком. Последним, уже двадцать восьмого, появился Балашов. Его «чеченец» намеревался взять с собой на встречу ветеранов.
– Сперва на Смотровую поедем, там все собираются, и наши, и «Альфа». А затем в ресторан. Яков говорил, мы сперва сепаратно. Ну а там уж как пойдет. Народ наш подготовленный, но увлекающийся. Сам уже понимаешь, наблюдал в деле.
Настя ревновала – отчего Миронов берет Игоря и отказывает ей? Ей что, не интересно?
– Вот так с вами. Выручаешь вас, печень подставляешь отважно под прямые удары, а как в ресторан – так сиди на печи, готовь куличи. Может быть, я тоже книгу писать замыслила!
– Всяк сверчок знай свой шесток. У тебя обстоятельства места и времени не совпали. Пока ты понимать выучишься, мы уже в архив истории перейдем. У тебя другая перспектива, так что ты мне это, не расслабляйся. Береги силы, готовься, до тебя еще дойдет дело.
– Да, у вас сбережешь. Вы там хоть сами половиньте, что ли. А вам, Игорь, я вообще сочувствую. При всей хваленой резистентности. Хоть бы в санитарки меня взяли…
– У нас своя санитария, – отрезал Миронов тоном, дальнейших возражений даже от Насти не принимающим.
– Знаю я вашу санитарию! – хмыкнула все же девица, но смирилась.
На Ленинские горы их вез мироновский сосед, рассудительный усатый дядька, с которым Андреич время от времени перекидывался отдельными фразами. Из их разговора можно
- Какова цена наших поступков? - Елизавета Евгеньевна Королькова - Русская классическая проза
- Полное собрание рассказов - Владимир Владимирович Набоков - Зарубежная классика / Разное / Русская классическая проза
- Седой Кавказ - Канта Хамзатович Ибрагимов - Русская классическая проза
- Усмешка дьявола - Анастасия Квапель - Прочие любовные романы / Проза / Повести / Русская классическая проза
- Заметки о чаепитии и землетрясениях. Избранная проза - Леон Леонидович Богданов - Разное / Русская классическая проза
- Маленькие Трагедии - Александр Пушкин - Русская классическая проза
- Толераниум - Татьяна Андреевна Огородникова - Русская классическая проза
- Нить времен - Эльдар Саттаров - Прочая документальная литература / Историческая проза / История / Политика / Русская классическая проза
- Как быть съеденной - Мария Адельманн - Русская классическая проза / Триллер
- Тайный коридор - Андрей Венедиктович Воронцов - Русская классическая проза